Двести лет автору «Муму»

В отечественной культуре Тургеневых много. Двухвековой юбилей грядет самому известному из них, Ивану Сергеевичу. Историк Александр Иванович Тургенев и его родной брат Николай (декабрист) — не его дети. Александр Тургенев — тот,  кто отвез тело Пушкина из Петербурга в Святогорский монастырь, но не он автор строк, вызвавших царский гнев: «Солнце русской поэзии закатилось! Пушкин скончался, скончался во цвете лет, в средине своего великого поприща!»
Иван Сергеевич откликнулся на смерть автора «Ревизора»: «Какую русскую душу не потрясут эти два слова «Гоголь умер!»…  Он умер, пораженный в самом цвете лет, в разгаре сил своих, не окончив начатого дела, подобно благороднейшим из его предшественников». По распоряжению того же царя (Николая I) И. Тургенев был арестован, а через месяц сослан в родовое имение, чтоб не мутил воду в столице. А о Пушкине вообще не Тургеневы некролог писали. Иван Сергеевич произнесет речь на торжествах по поводу открытия первого памятника Пушкину в Москве. Но это будет сорок с лишним лет спустя и при другом правителе.
С Пушкиным Иван Сергеевич встретился лишь однажды, мельком, в год смерти поэта. Зато с Елизаветой Воронцовой, возлюбленной Александра Сергеевича, Тургенев, видимо, был знаком не накоротке. Автор «Муму» хранил у себя перстень, подаренный Пушкину Воронцовой. По поводу реликвии Тургенева попросили написать объяснение, когда в 1880 году составлялся «Каталог Пушкинской выставки». Иван Сергеевич сообщил: «Перстень этот был подарен Пушкину в Одессе княгиней Воронцовой. Он носил постоянно этот перстень (по поводу которого написал свое стихотворение «Талисман») и подарил его на смертном одре Жуковскому. От Жуковского перстень перешел к его сыну, Павлу Васильевичу, который подарил его мне. Иван Тургенев. Париж. Август 1880 г.».
Лермонтова Тургенев видел всего два раза (и тоже в последний год жизни поэта). Впервые — в петербургском доме княгини Шаховской; несколько дней спустя — на маскараде. Не приглянулся Михаил Юрьевич Ивану Сергеевичу. Вот каким он его запечатлел: «В наружности Лермонтова было что-то зловещее и трагическое… Вся его фигура, приземистая, кривоногая, с большой головой на сутулых широких плечах, возбуждала ощущение неприятное».
Поразительно, но Тургенев и с Гоголем познакомился незадолго до кончины последнего, и портрет набросал отнюдь не глянцевый: «Какое ты умное, и странное, и больное существо!» — невольно думалось, глядя на него. Помнится, мы ехали к нему, как к необыкновенному, гениальному человеку, у которого что-то тронулось в голове… вся Москва была о нем такого мнения».  Взаимоотношений Тургенева с Толстым и Достоевским вообще касаться не будем. У гениев свои причуды. Упомянем лишь, что Тургенев и Толстой чуть было не стрелялись, 17 лет не разговаривали, запоздало, но трогательно помирились.

***
Не знаю, как сейчас, а в конце шестидесятых в школах Тургенева начали проходить класса с третьего. В конце 1960-х, разумеется. Кстати, поколение Тургенева называли «шестидесятниками», но про оттепель там никакой речи не шло — кругом крепостничество, цензура, мракобесие. Тургенева, Герцена, да и Гоголя можно считать эмигрантами нулевой волны. Со свободой во все времена были проблемы. Недостаток ее и мы ощущали на своей шкуре. Насаждались культпоходы в кино. «Важнейшее из всех искусств» внедрялось с младых ногтей. Водили строем в доперестроечный «Октябрь» на «Ленина в Октябре» и на лениниану по Зое Воскресенской: про сердце матери, про ее же верность и что-то там еще. Между прочим, добротный кинематограф. Идеологизирован, конечно, но не идиотизирован. А еще отпускали с уроков на телеэкранизацию литературных произведений. Тех ребят, у кого дома не было телевизоров, учительница просила, чтоб пристроили. На кино по тургеневской повести «Муму» ходили в ДК. Мы вместе с приятелем Витькой не пошли. Купили на сэкономленные 20 копеек детское деревянное домино. До сих пор перед Иваном Сергеевичем неудобно.
В Ржев Тургенев не заглядывал, хотя в Тверскую область наведывался. «Прямухинским романом» называют исследователи отношения Тургенева с Татьяной Бакуниной, родной сестрой революционера.  До Прямухина от нас рукой подать, это Кувшиновский район. В имении проживала зазноба Ивана Сергеевича и три сестры, от которых знобило многих поэтов, композиторов, художников. Иван Сергеевич там лето провел, посвятил Татьяне «Утро туманное» и смылся. У него на орловщине, в Лутовинове, в имении матери, своя крепостная белошвейка Дуня имелась.
Сердечных романов Тургенев сотворил не меньше литературных. Легковоспламеняющийся классик загорелся от 18-летней Ольги Тургеневой, дальней родственницы. Кабы женился, не пришлось бы избраннице фамилию менять. Как родной сестре Льва Толстого Марии Николаевне. Она стала супругой своего троюродного брата Валериана Петровича Толстого, соседа Тургеневых. С Валерианом Иван Сергеевич познакомился, а с его женой сблизился. Одной из причин, к счастью, не состоявшейся дуэли между Тургеневым и Львом Толстым исследователи называют то обстоятельство, что Иван Сергеевич якобы влюбил в себя сестру Толстого, она бросила мужа, распахнула объятия, а он, по обыкновению, удрал. Не совсем так. Мария Николаевна — та самая монахиня, которую убежавший в 1910 году из Ясной Поляны Лев Николаевич навестил в Шамординском монастыре. Сестра здесь проживала много лет после утрат, потерь, обманов, измен. Ей было что замаливать — молодость родной сестры Толстого выдалась бурной и кипучей.

***
В 1843 году 25-летний Тургенев на сцене петербургского оперного театра услышал пение 22-летней примадонны Полины Виардо. И пропал. Как сказал их общий с Толстым приятель Афанасий Фет (Фетушка): «Там человек сгорел!» Околдовала певичка классика. А ведь смотреть не на что. Честно сказать, на портретах и фотографиях ученица Ференца Листа (она пела на похоронах Ф. Шопена), французская испанка Полин Мишель Фердинанд Гарсиа-Виардо, выглядит куда страшней, чем литературно-художественные портреты, созданные Тургеневым после встреч с Лермонтовым и Гоголем. Сам-то Иван Сергеевич оставался красавцем до преклонных лет. И всегда умел сочетать приятное с полезным. За границей познакомился с Герценым, заодно влюбился в жену Огарева.
В Париже в 1880 году Тургенева навестил молодой поэт Дмитрий Минский, один из первых русских символистов. В журнале «Вестник Европы» стареющий мэтр прочел стихи Минского и отозвался одобрительно. Молодой поэт выпросил рекомендательное письмо у редактора и помчался в Буживаль, где Тургенев жил на даче семьи Виардо. Спустя полвека Д. Минский оставил воспоминание: «Консьерж сказал мне, что Тургенев — в саду, в павильоне. Я постучался в павильон и вошел. Навстречу мне поднялся высокий старик, в котором я по портретам узнал Тургенева и обратился к нему по-русски. К удивлению моему, старик улыбнулся и сказал мне по-французски, что он Виардо, а Тургенев тут рядом, в другом павильоне. Сходство между Виардо и Тургеневым было поразительное. Когда, однако, я вошел к Тургеневу во второй павильон, то увидел перед собой человека не то что высокого, а гигантского роста, широкоплечего, с густыми седыми волосами, остриженными по-русски, в скобку, с седой бородой, и с простым лицом славянского и даже чисто крестьянского типа. К немалому моему смущению, этот гигант вдруг схватил щетку и, сильно нагнувшись, принялся меня чистить. По дороге в Буживаль я попал под дождь и был весь забрызган. Я услышал над собой наставления, произнесенные странно тонким при такой огромной фигуре голосом: «Всегда, куда бы вы ни отправлялись, берите с собой зонтик».
Продолжение следует