Вспоминая о Я. Гуревиче. К столетию со дня рождения

О Якове Иосифовиче уже много написано. Напишут еще. Коллеги, работавшие с ним, ученики музыкальной школы, которую он основал, музыкального училища, которое 13 лет возглавлял. 
С грустными выпускниками музучилища в начале 80-х довелось ехать в поезде в сторону тогда еще Ленинграда, они учились в Ржеве, проживали не то в Бологое, не то в Вышнем Волочке, распределились куда-то в Тмутаракань. Один из них должен был отправиться работать в Андреаполь. Сокрушался: «Ладно б — в Андрианополь, на средиземноморское побережье Турции, а то — в наш медвежий угол, хуже, чем в деревню, к тетке, в глушь, в Саратов». Но когда рассказывали о Я. Гуревиче, светлели…
Жительница С. Петербурга откликнулась на сообщение в интернете. Мы ей позвонили. Не сразу поняла.
— А-а, Ржев, здравствуйте… Нашла страничку, где прочла, что музыкального училища у вас уже нет. Пожалела. И написала, что основателя училища Якова Иосифовича хорошо знала. Нас обучал сильный преподавательский коллектив. Я сама была студенткой ржевского музыкального училища.
— Как вас зовут?
— Девичья фамилия — Бачурина, сейчас я —Юлия Григорьевна Матвеева .
— В какие годы  вы учились?
— С 1980-го по 1984-й. На четвертом этаже было общежитие. На остальных — классы.
— А угловое старое здание было снесено, не помните?
— При мне ничего не сносилось. К училищу мы поднимались по большой лестнице… Еще помню кафе «Волжанка» на берегу Волги, мы ходили туда обедать.
— А вы проживали в общежитии?
— Сначала снимала жилье в частном секторе.
— В общежитии не было мест?
— Место в общежитии мне лишь на четвертом курсе предоставили, в нем только выпускники проживали.
— Яков Иосифович на каком инструменте играл?
— Он был пианист великолепный. И руководитель тоже… Когда он умер, я так плакала… Он очень любил студентов… Настолько был дяденька хороший…

***
Юлия Григорьевна говорит о четырех этажах музыкального ржевского училища. В знаменитом здании по соседству в начале 70-х располагалась школа-интернат. Выпускник этой школы уверял меня, что в «музыкалке» — пять этажей. Специалисты говорят, у памяти есть свойство изменяться и приспосабливаться к более поздним ощущениям. Аберрация называется. И я до того засомневался, сколько ж там на самом деле этажей, что отправился на улицу Чайковского, чтобы проверить. Да нет, все правильно — как были три этажа, так и остались. В день, когда в стране проходили какие-нибудь всесоюзные выборы, мы, члены избирательной комиссии, поднимались на третий этаж регулярно. Студенты всегда голосовали неохотно, а явка на избирательный участок, что располагался во дворце культуры напротив, должна быть стопроцентной. Вот мы ее и обеспечивали.
Я почему-то считал, что ржевское музыкальное училище поначалу  располагалось в здании мужской гимназии, где до революции директорствовал  ее основатель Павел Федорович Симсон. А в трехэтажное здание, полагал я, музучилище переехало позже. Гимназия потом превратилась в четвертую школу, а та, в свою очередь, стала интернатом. Про самого знаменитого выпускника ржевской мужской гимназии Е. Беляева, востоковеда, у которого учились Евгений Примаков и Юлиан Семенов, кажется, единственного ржевитянина, занесенного в Советскую энциклопедию, мне рассказывал его сын. С некоторыми воспитанниками интерната я тоже был знаком. Всеми покинутое старинное здание, колоритные развалины которого дожили вплоть до начала и конца «перестройки», мы, выпускники девятой школы, посетили, видимо, последними. Яков Иосифович, возможно, к этому причастен. И было это так.
Сдаем последний школьный экзамен — английский язык. Добровольцев нет, девчонки сдают первыми. К ребятам подходит Игорь Зиновьевич Ладыгин, завуч девятой школы: «Нужна помощь. Пять человек. Вас отвезут на грузовике и привезут обратно. Погрузите  кровати — и назад. Это быстро. Иностранный сдадите — я же в экзаменационной комиссии сижу». Не помню, почему мы решили, что ему позвонил Яков Иосифович. Может быть, нужны были кровати в общежитие, но мы их туда точно не заносили. Разобранные железные кровати выносили из интерната, грузили на машину. Она уезжала, возвращалась, снова уезжала. Кроватей было много и оставшиеся мы уже не выносили, а выбрасывали из окон. Никто за нами не приехал. В школу вернулись пешком. Надо ли говорить, как обрадовались нашему появлению две заждавшиеся нас учительницы, принимавшие экзамен.
Игорю Зиновьевичу, должно быть, здорово влетело за инициативу. Ни в какой экзаменационной комиссии он уже не сидел. Я неожиданно сдал на пятерку, мне предложили по-английски объяснить, где нас так долго носило. И я объяснил. Откуда взялось красноречие, до сих пор не пойму. Так что спасибо Игорю Зиновьевичу, а возможно, и Якову Иосифовичу.   •