Автору "Москва–Петушки" — 80

В русской литературе два Ерофеевых, инициалы (В. В.) у обоих одинаковые, оба почти одного возраста: одному — 80 лет, и он без малого тридцать лет как умер, другому — за семьдесят, он жив. Виктор Владимирович в интервью часто рассказывает, как их с Венечкой (цитата) «чудовищно и отвратительно» путали. Виктор Ерофеев честно признается: «Я его обожал, боготворил, превозносил его Поэму «Москва-Петушки», считая ее самой великой Поэмой ХХ века, а он меня, мягко говоря, не любил». Обидно. Причину этой нелюбви Виктор Владимирович обнаружит неожиданно: «Жена сына приехала ко мне и сказала, что хочет в нашем издательстве «Зебра-Е» опубликовать дневники Венечки. Я стал заниматься дневниками и с удивлением обнаружил, что он рассуждает обо мне как об опасном самозванце, который претендует на его территорию. Я этому удивился, потому что в жизни он никогда этого не показывал».
И Виктор Ерофеев начинает вспоминать: «Однажды мы с ним встретились в лифте в одном из домов, где должен был проходить литературный вечер. Он вошел в лифт — такой красивый, видный. И… сделал вид, что меня не узнал. Мы поднимались на 14-й этаж. Ехали, и где-то на уровне 7-го этажа он посмотрел на меня и презрительно заметил: «Тебе надо бы сменить фамилию…». Это была первая фраза в жизни, с которой он ко мне обратился. А я ответил ему тогда: «Поздно, Веня, поздно!»

***
«Москва-Петушки» Венедикт Ерофеев написал за три недели. В то время он работал монтажником кабельных линий. А до того — грузчиком, бурильщиком, сторожем в вытрезвителе, рабочим ЖКХ и прочее, и прочее. В спецвагоне по прокладке кабеля он этот шедевр и создал. Три недели не пил, вещь назвал поэмой. Венедикт с золотой медалью окончил школу в Кировске на Кольском полуострове, впервые пересек полярный круг, когда поехал поступать в МГУ на филологический факультет. Не доучился. Не доучился он также в Орехово-Зуевском, Владимирском, Коломенском пединститутах. Обладал отменной памятью и эрудицией, знал наизусть Библию.
Итак, «Москва-Петушки» В. Ерофеев назвал поэмой. Критики не возражали. Сергей Чупринин, например, взахлеб соглашался: «Я считаю, что в русской литературе есть три поэмы — «Мертвые души» Гоголя, «Москва- Петушки» Венедикта Ерофеева и «Пир» Владимира Алейникова.  Между прочим, все трое и в рифму писали. Гоголь сочинил «Ганц Кюхельгартен» — вещь стихотворную. Критики назвали ее смехотворной. Гоголь выкупил весь тираж и сжег. А Венечка с другом Славой Льном в 1956 году поехали в Переделкино к своему кумиру Пастернаку показывать стихи. Венедикт в то время дружил с рифмой. Борис Леонидович друзей принял, выслушал, похвалил. То есть отвязался от пацанов. Если сказать, что стихи плохие, то нужно объяснять, почему, а Борису Леонидовичу было жуть как некогда, он был увлечен романом. Не «Доктором Живаго» — с Ольгой Ивинской.
Поэма «Москва-Петушки» впервые появилась за рубежом, в Израиле. Венечка об этом узнал от своего друга. Не сразу поверил. Поэму уже перевели на тридцать языков, но не в СССР. Венедикт Васильевич едва ли помнил, когда он проснулся знаменитым. Да он и не просыпался.
Не сказать, чтоб «за бугром» книгу приняли безоговорочно. У Василия Аксенова спросили, что он думает о поэме. Василий Павлович пробурчал, что «Москва-Петушки» написаны под влиянием его «Бочкотары». Кто читал, наверняка убедился: и не пахнет там «Бочкотарой». И язык у Венечки сочнее, и чувства пронзительней. Эдичка Лимонов тоже не проникся: «От Ерофеева у меня осталась в памяти его высокая фигура парторга, седая прядь и улыбка, то есть, самого кота нет, а улыбка есть. Никаких сногсшибательных сказанных им откровений я не помню». Еще бы — Эдичка у Венечки о себе прочитал вот что: «Все эти дураки — Алешковские, Лимоновы — они плетутся в хвосте, да причем еще в двадцатилетнем хвосте…»

***
Погуглим современных русских классиков. Виктор Пелевин: «Сюжет этого трагического и прекрасного произведения очень прост». Сергей Довлатов: «Я навсегда полюбил эту ясную, лаконичную и остроумную книгу». Татьяна Толстая: «Поэма «Москва-Петушки» — гениальный русский роман второй половины ХХ века. В. Ерофеев сказал о России точнее, глубже, с большей любовью, поэзией, жалостью, чем кто бы то ни был из пишущих в наши дни. Бессмертное произведение!» Дмитрий Быков: «Ерофеев объединяет пролетариев, гуманитариев, военных, пацифистов, западников и славянофилов — примерно как водка. Но водка устроена значительно проще, чем ерофеевская поэма. Водка состоит из C2H5OH и H2O в оптимальной пропорции, и только; а «Москва-Петушки» — как минимум из пяти языковых слоев».
Почти все законченные и незаконченные произведения Венедикта Васильевича изданы. Но Павел Матвеев, исследователь взаимоотношений писателя с «органами», убежден, что много чего должно храниться на Лубянке. Вторая жена Ерофеева Галина Носова имела знакомства как в творческой, так и научной среде. Академическая дача, где встречалась научная интеллигенция с творческой богемой, не могла не прослушиваться, а, возможно, и проглядываться. «Так что конспекты многочисленных разговоров, — убежден П. Мамаев, — наверняка регулярно ложились на соответствующий стол в соответствующем кабинете во все том же здании на площади со статуей Железного Феникса». Галина Носова свидетельствует: «Соседи постоянно писали на него доносы. Но КГБ не реагировал и вообще относился к Ерофееву странно: держал в поле зрения, но не трогал. Есть легенда, что таково было указание самого Брежнева или Андропова».
Насчет указаний Андропова Павел Мамаев сомневается: «Больше главе коммунистической тайной полиции нечем было заниматься, кроме как за алкашом-хроником Ерофеевым следить. Диссидентом тот не был, более того, к настоящим антисоветчикам относился крайне неприязненно, огульно обвиняя их в том, что они-де «все до единого — антимузыкальны. А стало быть, ни в чем не правы». Но в существование на Лубянке ерофеевского ДОРа (дело оперативной разработки) исследователь уверен: «Сомневаться ни малейших оснований нет. Оно там, несомненно, имелось. Другое дело, что содержание его (дела) до настоящего времени неизвестно. Заглянуть же в этот ДОР мне бы ой как хотелось. Хотя бы для того, чтобы узнать, под какой кликухой Веничка на Лубянке значился. Всем сколько-нибудь заметным диссидентам-антисоветчикам при заведении на них ДОРа присваивалась кличка, под которой они потом во всех лубянских документах и упоминались. Не знаю, кто там у них этим занимался, но не могу не признать, что клички навешивались с удивительной точностью и очень своим владельцам соответствовали. Литератор Солженицын, например, проходил на Лубянке под кличкой Паук, а другой литератор, Веничкин однофамилец Виктор,— тот самый, что сочинил «Жизнь с идиотом» и «Ядрену Феню», — Воланд. Так, во всяком случае, утверждает он сам. Но особенно любопытно было бы заглянуть в папочку с названием «Агентурные донесения». Доносы, то бишь. Чтобы узнать, кто именно из многочисленных ерофеевских собутыльников, всех этих, пользуясь его излюбленным выражением, «бабенок и ребятишек», оные на своего кумира строчил».

***
Тяжело больной Венедикт Ерофеев в одном из последних интервью на вопрос журналиста, что это за история с Сорбонной, пояснил: «Меня пригласили из Парижского университета на филологический факультет, и одновременно с этим было приглашение от главного хирурга-онколога Сорбонны. И вот тут стали заниматься почему-то моей трудовой книжкой. И они копались, копались — май, июнь, июль 1986 года — и, наконец, объявили, что в 1963 году у меня был четырехмесячный перерыв в работе, поэтому выпустить во Францию не имеют никакой возможности. Я обалдел. Шла бы речь о какой-нибудь туристической поездке — но ссылаться на перерыв в работе двадцатитрехлетней давности, когда человек нуждается в онкологической помощи, — вот тут уже… Умру, но никогда не пойму этих скотов…»
— А теперь задавайте ваш последний вопрос. Я очень люблю последние вопросы, как не люблю первых и вторых.
— Хорошо. Вот вы сегодня стали нужны. Вчера у вас было ЦТ, сейчас — я (Игорь Болычев), там, в соседней комнате, ждет девушка из «Экрана». Эти «цветы запоздалые»… Как они вам?
— Ну, какой вопрос, очень поэтический и ненужный. Не «цветы запоздалые», вовсе нет. Наоборот, меня бесит не их запоздалость, а эта вот их запоздалая расторопность…•