Сто лет Даниилу Гранину

В январе в Германии ежегодно проводятся дни памяти жертв национал-социализма. Пять лет назад в германский парламент был приглашен русский писатель Даниил Гранин. Ангела Меркель встречала 95-летнего фронтовика на костылях. Никакой скрытой символики — просто германский канцлер накануне получила травму. Глава бундестага профессор Ламмерт обратился к собравшимся с приветствием. Так совпало, что Красная армия 27 января 1945 года освободила Освенцим, а годом раньше в этот же день сняла блокаду Ленинграда. Глава бундестага (бывший рейхстаг) назвал обе даты случайным совпадением. «Но не случайна связь этих двух событий — геноцида, основанного на расизме, и крестового похода нацистов против цивилизации», — завершил свою речь профессор Ламмерт. Затем звучал живой голос блокадного Ленинграда — так пресса назвала выступление Д. Гранина. «Я буду говорить как солдат», — предупредил Даниил Александрович. Говорил минут сорок. Отказался сесть на предложенный стул. В текст, который накануне писал и переписывал всю ночь, почти не смотрел. Семь минут парламент стоя аплодировал автору «Блокадной книги».
Спустя три года в бундестаг были приглашены немецкие и русские школьники. Речь нашего пацана из Уренгоя наделала у нас в стране столько шуму, что пришлось вмешаться Кремлю. Комитет Совета Федерации по международным делам направил запрос в уренгойскую школу проверить учебную программу. Госдума вызвала на ковер начальника комитета по образованию. Направили запрос в генпрокуратуру. На защиту школьника встала министр образования. Секретарь Путина Песков, надо думать, озвучил позицию президента: не стоит обвинять мальчика в пропаганде нацизма. Похоже, ни президент, ни секретарь речь не читали. Даниил Гранин не дожил трех месяцев до этих событий. Интересно, что он сказал бы про речь пацана и шумихе вокруг нее? Поговаривают, что президент не читал и последних книг Гранина, когда в 2017 году вручал ему госпремию. Иначе не вручил бы.
Анализируя секрет творческого долголетия Гранина, критики удивляются, что как писатель он начал раскрываться довольно поздно. Почти до ста лет раскрывался — наверстывал. За предпоследний роман «Мой лейтенант» 93-летний автор удостоился премии «Большая книга». Последний роман Д. Гранина «Она и все остальное» — о любви.

***
На последних наших школьных летних каникулах нам велено было прочесть много чего, в том числе роман «Иду на грозу». Если кто-то и прочел, вряд ли интересовался, в каком возрасте Д. Гранин его создал. И уж конечно никто не знал, какие литературные и окололитературные страсти кипели в Ленинграде за десять лет до того, как мы читали одно из первых его произведений. В 1964 году в театре имени Комиссаржевской шла премьера пьесы «Иду на грозу». Автор на ней не появился. Он на несколько дней уехал из Ленинграда. Удрал. Премьерной пьесой пришлось пожертвовать, потому что днем раньше в суде слушалось дело Иосифа Бродского, на котором Гранин как председатель комиссии по работе с молодыми писателями присутствовать должен был. Из-за будущего нобелевского лауреата Даниил Александрович натерпелся еще в 1960-м, когда Бродский на турнире поэтов прочел стихотворение «Еврейское кладбище около Ленинграда». Молодого поэта обвинили в национализме, строго-настрого запретили публичные выступления, а Гранину влепили строгача по партийной линии за недосмотр.
Отвертеться от дела Бродского все же не получилось. Вернувшись в Ленинград, Гранин узнает, что за поэта на суде заступились трое. Их поведение предстояло разбирать на трех заседаниях союза писателей. На два из них Гранин не пошел. Таким приемом Даниил Александрович пользовался и позже, например, когда исключали из СП Солженицына. Многие считали: выступи Даниил Александрович на суде, Бродского не отправили бы в Архангельскую ссылку. Л. Чуковская в «Записках об Ахматовой» приводит суровое высказывание Анны Андреевны: «А о Гранине больше не будут говорить: «это тот, кто написал такие-то книги», а — «это тот, кто погубил Бродского». Только так».
Не румяный, а желчный критик Золотоносов сначала приводит слова Гранина, сказанные накануне суда: «По существу сегодняшнего вопроса я хотел еще сказать одно: неверно, когда говорят, что Бродский — это человек, стоящий вне литературы. Стихи Бродского способные, одаренные; есть, конечно, и плохие, не годные стихи, но рядом стоят хорошие, он популярен среди молодежи; из-за этого всего и сыр-бор-то разгорелся, если бы это был бездарный человек, политическое ничтожество, не ввязывалось бы в это дело столько людей». Ищущий и находящий сенсацию Золотоносов приходит к выводу: «Казуистика Гранина была изощренной». И ни к селу ни к городу цитирует письмо Сергея Довлатова из Ленинграда в Таллинн. Довлатову отводится роль обличителя — его нигде не печатают, он раздражен. «Официальная литература в нашем городе катастрофически мельчает, — жалуется Довлатов своей гражданской жене. — Скоро выродится даже стойкая категория умных негодяев (Гранин, Дудин...). Останутся глупые негодяи и жулики».

***
Главное свое произведение, «Блокадную книгу», Гранин в соавторстве с Алесем Адамовичем писал десять лет, а материал стал собирать сразу после войны. Накопились тысячи страниц дневников, сотни километров магнитофонной пленки, записи блокадников. Одолевали сомнения: «Что с этим делать? Что отобрать и как выстроить? Без авторской работы материал сам себя похоронит; кто и когда это прочтет? А с другой стороны, главными авторами все-таки должны оставаться блокадники. Они рассказывали — мы записывали. Они передали нам свои дневники, свои записки-воспоминания. Теперь это и нашей памяти боль и богатство». Страшная книга, но ее следует прочесть школьникам, и не только уренгойским — прививка от расчеловечивания необходима в юном возрасте.
«Блокадная книга» у меня случайно открылась на странице дневника ленинградца по фамилии Дымов: «24 января, 12 ч. дня. Сегодня день радости. Радиосводка сообщила веселым голосом диктора, что войска отбили Ржев, Холм, Старую Руссу. Может быть, это сообщение поддержит сломленный дух Милы. Она теряет способность бороться — это самое скверное. Мне тяжело смотреть на нее — молчаливую, прозрачно-бледную, смотреть в ее смертельно усталые глаза». Как раз в то время я перечитывал «Всеобщую историю, обработанную «Сатириконом». Один из авторов — Дымов. Стал искать — не он. Сатириконовец эмигрировал в США, какое-то время жил в Берлине, но… В блокадном Ленинграде в 1942-м погибла его родная сестра.
Тяжелобольную Анну Ахматову осенью 1941 года из блокадного Ленинграда вывезли на самолете в Москву, потом переправили в Ташкент. Вторая жена Гумилева, тоже Анна, блокаду не пережила. В 1942-м семья потеряла карточки… Анна умирала последней, сил шевельнуться не было, тело объели крысы.
В 2014 году Гранин, отвечая на вопросы Ксении Собчак, уверял, что мирно общался с Бродским в Америке: «Мы его навещали с Сашей Кушнером... Я никогда не осуждал Бродского. Не касался. Я же не читал их стихов. Это, во-первых. Во-вторых, эти ребята, Рейн, Бродский и другие, уходя от Ахматовой, приходили к нам на дачу. Мне в голову не приходило, что Бродский антисоветчик — все беседы проходили в пределах общего недовольства. Я их всех считал плохими поэтами. Для меня поэты — это Блок, Ходасевич…». В одной из последних бесед Даниил Гранин признался: «У меня нет однозначных ответов на многие вопросы. Все слишком сложно... Хочется, чтобы все было понятно? Это ужасно! Ведь скучно жить, когда все понятно!»•