110 лет составителю толкового словаря

Наш земляк Сергей Иванович Ожегов родился в Кувшинове в 1910 году. В ту пору этот населенный пункт Новоторжского уезда Тверской губернии еще не был городом. И Кувшиновым он не назывался. Селом Каменное, что раскинулось не берегу Осуги, владел Василий Петрович Мусин-Пушкин. В 1799 году он построил здесь бумажную фабрику. Заметим, в 1799-м появился на свет его великий родственник Александр Сергеевич. Мусины-Пушкины и просто Пушкины — родня довольно дальняя. Дед Пушкина по отцу доводился одному из Мусиных братом в одиннадцатом колене. После замужества Натальи Гончаровой Мусины стали Пушкиным более близкими родственниками (вернее, наоборот). Бабушка Натальи Николаевны, тоже первая красавица, принадлежала к самой старшей ветви древа Мусиных-Пушкиных.
Но родство — вовсе не показатель. Саше Пушкину, к примеру, родной дядя (тот, что не в шутку занемог) был ближе, чем отец Сергей Львович, Арина Родионовна — во сто крат роднее матери. А вот Василий Петрович Мусин-Пушкин с батюшкой великого поэта дружил по-родственному, плюс ко всему они были однополчанами. И когда в Москве родился будущий поэт, В. Мусин-Пушкин в честь этого радостного события заложил (в смысле, заложил первый камень) фабрику. Потом село, вернее, фабрику выкупил Михаил Гаврилович Кувшинов, не то тверской, не то московский купец первой гильдии, а вскоре там и Сергей Ожегов родился.
Забавную историю о происхождении своей фамилии рассказал Ожегову Лев Успенский, русский советский лингвист, писатель, журналист. Ожегов предложил коллеге поработать над составлением словаря. Лев Васильевич поблагодарил за доверие и в письме коснулся своей родословной. «Мой прадед-татарчонок, — пишет Успенский, — в бурсе получил русскую фамилию Зверев вместо природной Ханзыреев. Видимо — по созвучию. А при рукоположении сменил и Зверева на Успенского, явно — по храму, в котором служил. По семейным преданиям — с такой мотивировкой: «Непристойно православному иерею носить столь зверскую фамилию!»
Среди предков Ожегова тоже есть и священнослужители, и крепостные, принадлежавшие уральскому бизнесмену Демидову. Ожегом называли деревяшку, которую использовали в литейном производстве. На старых кранах я такую видел, когда работал на вагранке в литейке. Расплавленный металл льется из «самовара» (топливной печи) в специальную бадью. На мостовом кране в этой бадье возят расплав по цеху и разливают по формам. Красивая картина, прям батальное полотно: дым, грохот — газ взрывается. Мат, само собой… Сергею Ивановичу приписывали составление такого словаря, но это неправда.
 Так вот, когда бадья наполнялась расплавом, отверстие «самовара» нужно было быстро затыкать, чтоб металл не выливался. Затыкают это дело металлической кочергой с глиняным конусом на конце. У меня эта проклятая глиняная лепешка постоянно слетала и приходилось лихорадочно прилеплять другую. Старый литейщик, ухмыляясь, глядел на мою возню и однажды пообещал: «Завтра я тебе ожег принесу». Он жил в Першине, ходил на старые краны пешком.
На следующий день дед мне протянул несколько веток можжевельника. Я думал, очередной прикол, на который литейщики горазды были. В словаре Ожегова есть слово «прикол», но в другом значении. Оказалось, не прикол. Дед подошел к «самовару» и ловко воткнул можжевеловую заточенную палочку в жерло печи. Поразительно, но можжевеловая деревяшка не перегорела, а струя металла булькнула и заткнулась. Вот это ожег!

***
В годы гражданской войны Сергей Ожегов добровольцем записался в Красную армию, воевал под Нарвой, на Карельском перешейке, на Украине — с Врангелем. Награжден знаком «В память освобождения Советской Карелии от белофинских банд». Перед Великой Отечественной перебрался с семьей в Москву, работал с самим Дмитрием Ушаковым, знаменитым языковедом, чьим орфографическим школьным словарем ученики пользуются до сих пор. Когда началась Великая Отечественная, Ожегов попросился в народное ополчение. Не взяли, сказали, что ученые филологи фронту не нужны. Ожегов отправлял письмо Сталину с просьбой не переводить институт из Москвы в Ленинград, потому что растеряются кадры, которые решают все. Неизвестно, читал ли Сталин письмо, но институт не тронули.
Толковый словарь Ожегова мне достался, можно сказать, по блату. Ликвидировалась партийная библиотека. Не потому, что была партийная. В те годы они закрывались за ненадобностью. Не стало библиотеки в ДК, на Ржеве первом и втором, на заводах, в ДДТ, да мало ли где еще. И не только у нас — во всей самой читающей в мире стране. Если взглянуть на карту Кувшинова, улицу Ожегова не сразу на ней заметишь. Зато их там две. Обе коротенькие, параллельные друг другу.
Интересный фоторепортаж выложил в сети один дромоман — так он себя обозвал. Дромомания — непреодолимое желание уйти из родного дома. Мог бы назваться непоседой, но он решил пооригинальнее. Сейчас посмотрю, есть ли слово «дромомания» у Ожегова. Какое там! У него даже дромадера нет, одногорбого верблюда. Обе улицы Ожегова в сумме намного короче, чем, например, Семашко, которая вытекает из трассы Осташков — Торжок. Рядом улица с уютным названием Укромная. На фотографии первая Ожегова - бездомная (на ней нет домов), а на второй — ни души. Безлюдно, хоть снято средь бела дня.
С. Ожегов консультировал дикторов на радио. Он не был ученым сухарем — играл в футбол, который только-только у нас в стране зарождался, состоял в спортивном обществе, вступил в партию эсеров. Включаю недавно приемник. Диктор «Радио России» вещает: «Американцы сообщили, что изобрели супер-пупер-ракету». Этих дикторов, должно быть, консультирует какой-нибудь супер-лингвист. Да ладно — лишь бы не было войны.
  Турист-дромоман в прошлом году бывал в Кушинове, отыскал дом, в котором родился Ожегов. Строение двухэтажное, с довольно перекошенной судьбой. Турист знал, что на доме когда-то висели две мемориальные таблички. Одна напоминала, что здесь родился Сергей Иванович, другая сообщала, что в этом же доме жил Горький, когда он еще Пешковым был; жил у друга, писал «Фому Гордеева». Однако табличек турист на доме не обнаружил: «Этот покосившийся дом, из которого, вполне вероятно, на меня поглядывали его нынешние хозяева, — достопримечательность культурно-исторического характера. Когда-то тут проживала семья Ожеговых, в которой, именно в этом доме, родился составитель знаменитого словаря. Более того, несколько месяцев в свое время тут гостил Максим Горький. Лет десять назад на доме даже висело две мемориальные таблички. В 2019-м я их не заметил».
  В мае этого года дом рухнул. Конаковский предприниматель в фейсбуке сокрушается: «Мемориальные доски с дома были сняты уже несколько лет назад, видимо, сегодняшняя ситуация ожидалась... Наверное, уже как-то и неприлично говорить о важности сохранения исторического наследия, ибо эти стенания традиционно повисают в воздухе».

***
Говорят, в прошлом году дом Ожегова был заявлен на конкурс идей новых достопримечательностей «Культурный след». Деревянно-кирпичная культурная ценность, признанная аварийной, едва не погребла людей, которые в нем проживали-таки. Чтоб описать возмущение жильцов, не хватит слов и фразеологических выражений, их в словаре Ожегова всего-то 80 тысяч.•