К 125-летию Есенина

В год, когда Сергею Александровичу исполнилось 80, мы закончили школу. Были живы многие ровесники Есенина. Валентин Петрович Катаев еще не опубликовал «Алмазный мой венец». По телевизору он рассказывал о своей дружбе с Есениным, как они в начале 20-х ходили с поэтом по друзьям читать только что написанного «Черного человека». «Все понимали, это конец», —  говорил Катаев. По тому же единственному телеканалу Евтушенко, Ахмадулина, Вознесенский читали стихи Есенина. Вознесенский как раз —  из «Черного человека».
Я пришел в школу к нашему учителю литературы.
— Игорь Зиновьевич, дайте «Черного человека» почитать.
— Зачем тебе?
— Вознесенский рекомендовал.
— Нашел, что рекомендовать… Не дам.
Потом спросил: «А Евтушенко что читал?» Мне кажется, учитель хитрил. Он, скорее всего, видел ту телепередачу, потому что опередил меня с ответом: «Наверное, вот это: «Мы теперь уходим понемногу в ту страну, где тишь и благодать». И воспроизвел один в один интонации любимого им Евтушенко.
У Шукшина в «Калине красной»  заключенный проникновенно поет есенинское «Письмо к матери». Говорят, пел настоящий зэк, не артист. Та еще лирика, без примеси. Сын без разбега, с первых строк бряк матери: «Ты жива еще, моя старушка?» Без всяких сомнений веришь в искренность есенинских строк: «Если не был бы я поэтом, то, наверно, был мошенник и вор.»
В серии ЖЗЛ у Захара Прилепина вышла тысячестраничная книга «Есенин: Обещая встречу впереди…» Название хотя бы не унылое, а то у других авторов даже в заголовках — распад да тупик. В наше время биографию любимого поэта изучали по Юрию Прокушеву, литератору, критику, есениноведу. Ладыгин в тот день, когда я к нему приходил за «Черным человеком», о Прокушеве говорил насмешливо, мол, завладел есенинскими архивами, а ничего путного не написал, один елей. Прокушев встречался с третьей женой Есенина, внучкой Льва Толстого. Вдова поведала критику, будто муж никогда не позволял себе сочинять стихи в нетрезвом виде. Рассказывая это, Игорь Зиновьевич хохотал. Я спросил: «А сколько у Есенина было жен?» Игорю Зиновьевичу вопрос не понравился: «Какая тебе разница! Есть стихи, читай. И не «Черного человека», не «Москву кабацкую, на вот «Персидские мотивы». Я это наизусть знал и много еще чего, помимо школьной программы. Поэтому пошел в библиотеку и попросил «Черного человека» и «Москву кабацкую» — то, что в школе не проходили.  
А Захар Прилепин ничего не утаивает. Десять женщин, любовниц и жен было у Есенина — так десять. О Дункан много интересного любопытного поведал. Сам Ленин всемирно известной танцовщице «браво» кричал на одном из ее выступлений. Ее пригласили в Россию, под детскую школу танцев отвели роскошный особняк, Кремль детей питанием снабжал, костюмами обеспечивал. А все за то, что нашу революцию Айседора, американка ирландского происхождения, приняла безоговорочно. Это Есенин колебался и шарахался, а великая балерина была решительнее самого Маяковского.

***
Об отношениях Маяковского и Есенина известно все, добавлять тут нечего, разве что — о вкладе Есенина и Маяковского в лениниану. Сравнение не в пользу Сергея Александровича, но все же сравним. Маяковский на смерть Владимира Ильича написал мощно: «Ужас из железа выжал стон. / По большевикам прошло рыданье». Есенин тут проигрывает вчистую. Ну что это, в самом деле: «Из меднолающих громадин / Салют последний даден, даден. / Того, кто спас нас, больше нет»?
Лучше — о Зинаиде Гиппиус. До Захара Прилепина мы знали, что Зинаида Николаевна насмехалась над валенками поэта. «Экие на вас гетры», — якобы усмехнулась она, разглядывая Есенина в лорнет с ног до головы. Расхваленный Блоком поэт был приглашен в литературный салон Мережковских. Оказывается, не было никаких валенок. Захар Прилепин утверждает, что Есенин их сам придумал. Писатель убедительно доказал, разыскав свидетельства других очевидцев, что в салон Есенин пришел в сапогах.
Кстати, Прилепина зовут не Захар, а Евгений Николаевич, он земляк Есенина, уроженец Рязанской области. И еще Захар-Евгений вот что откопал в архивах по поводу отношений Есенина и Гиппиус. Когда молодой поэт выпустил первую свою книгу «Радуница», он подарил ее Зинаиде Гиппиус, подписав: «Дорогой, но проборчивой… с низким поклоном». Гиппиус одна из первых похвалила Есенина в печати.
О том, как Есенин пришел к Блоку, все знают. Меньше известно, что Марину Цветаеву поразило чтение Есениным «Марфы Посадницы», до этого считалось, что она к нему относится чуть свысока. О потасовке Пастернака с Есениным тоже все читали. А то, что Борис Леонидович, слушая «Пугачева», восхищался: «Да это же бесподобно! Это невозможно!» — узнаем от Захара Прилепина.
Что еще? Зинаида Райх, первая законная жена Есенина, мать его детей, отлично готовила борщ. Сергей Александрович в письме грамматических ошибок допускал меньше, чем Ахматова (вот Анна Андреевна к поэту относилась не чуть, а как следует свысока). Еще бы — в Спас-Клепиковской школе по специальности «учитель грамоты» Есенин обучался вместо четырех лет пять — на второй год его оставили за ужасное поведение.
Вадим Шершеневич и Осип Мандельштам были родственниками. Мама главы имажинистов — в девичестве Мандельштам. А ведь Шершеневич мог застрелить гениального акмеиста на, слава богу, не состоявшейся дуэли. Есенин мог быть одним из секундантов. Вот этого ему только не хватало.

Продолжение следует