Правосудие на заре советской власти-2

Третьего февраля 1929 года младший майор милиции Румянцев производил опись имущества в семье учителей, проживающих в Старице «по Московской стороне улицы Володарского». Направил его сюда ржевский нарсудья Марков, чтобы выяснить материальное положение гражданки Циркиной и убедиться, действительно ли она находится на иждивении родителей.

Мама и папа у Зои — педагоги.

Оглядим вместе с младшим майором учительские хоромы. Пока он составляет опись, поясним: дело не уголовное, бытовое, житейское, банальное. Зоя, студентка Тверского педагогического института (город еще не успели переименовать в Калинин), развелась с мужем, с которым прожила полтора года. Денег нет, стипендию не получает. Бывший уехал во Владимирскую губернию, живет припеваючи — в ус не дует; на просьбы о добровольной помощи «упорно молчит».  Детьми молодые не обзавелись (сделала аборт, отчего заболела и пропустила год учебы). На разводе настояла сама.

Младший майор, составляя опись,  дважды напутал: фамилию «гражданки студентки» переиначил, причем в одном месте написал так: «Отец Зои Цирковой Циркин Михаил находится на должности учителя I ступени, мать — завшколой».

Что касается описи имущества, тут запутываться было не в чем: «Проживает на иждивении родителей, у которых из имущества находится: две железные кровати — 15 рублей; машинка ножная — 60 рублей; комод — 8 рублей. Больше из вещей ничего у родителей не оказалось».

Российские учителя сеяли разумное, доброе, вечное почти задарма при всех режимах. При царе они заваливали земское начальство слезными просьбами помочь приобрести дрова, повысить жалованье, произвести надбавку. После свержения самодержавия ничего не просили — быть бы живу. Комод есть — и ладно.

«Развелась я с гражданином Егоровым, — поясняет Зоя суду, — в силу многих причин: деспотизм, жадность и непостоянность. Прошу взыскать с бывшего мужа на мое содержание, сколько нарсуд найдет законным». Неужели найдет?

Зою, конечно, жалко, но как с него можно что-то взыскать, коль ты развелась. Да и бывший супруг законы знает — тоже ведь из педагогов.

«В данный период присутствовать на судебном заседании не могу. Прошу перенести на другой срок. В случае разбора дела считаю необходимым дать некоторые пояснения, которые должны выяснить несостоятельность иска (хотя ясно не знаю, чего добивается истица)».

Лукавит, конечно, прекрасно знает, просто уверен, что неуязвим и придраться не к чему. Объясняет суду, загибая пальцы: «1. Закон о браке, семье и опеке не предусматривает содержания стороны после развода, кроме алиментов, а потому иск не основателен. 2. Состоя студенткой и будучи замужем, гражданка Циркина получала от домашних деньги в размере 15-20 рублей ежемесячно в течение года, каковые высылались добровольно. С этой стороны иск неоснователен. Кроме того, вещи, приобретенные во время нашей совместной жизни, остались после развода в ее пользовании. 3. Развод она затребовала в период моего отсутствия в Твери, и это говорит за то, что она не хотела иметь со мной ничего общего, а потому и речи быть не может о компенсации».

Погубила Кузьму Георгиевича наглая самонадеянность, напыщенность и самодовольство. К тому же на процесс пришла теща. Взяв у дочки, сказавшейся больной, доверенность, Людмила Никандровна произнесла  заочную отповедь бывшему родственнику, да такую гневно убедительную, что Фемида покрепче зажмурила глаза и провозгласила: «Учитывая, что ответчик материально обеспечен, имеет полную возможность оказать материальную помощь бывшей нуждающейся супруге,  нарсуд решил: взыскать с ответчика по 15 рублей в месяц на содержание истицы». А это почти два комода в месяц. Занавес.