Педагог-патриарх

Японцы четверть века удерживают мировое первенство по средней продолжительности жизни среди женщин. Она у них составляет 86 лет. Ветерану ржевского образования Вере Евгеньевне Ивашовой 25 августа исполнится девяносто. Она принадлежит к поколению русских женщин, в судьбах которых — по нескольку хиросим.

Таких воспоминаний о ржевских беженцах я еще не встречал. Раньше слышал, что, по некоторым данным, из Ржева по тем или иным причинам не эвакуировалось около двадцати тысяч человек. Сколько их погибло в пути, едва ли когда-нибудь удастся узнать.

«По шоссе пройти невозможно, люди идут локоть к локтю, впритирку друг к другу. Немцы из самолетов поливают пулеметными очередями по толпе. Убитым — гражданским, военным — негде упасть, толпа так и несет их внутри себя».

Жизнелюбию Веры Евгеньевны позавидует любой пессимист и мизантроп. За три часа беседы — ни одного худого слова ни о ком, а память — ясная и добрая.

— Родилась я в Старицком районе, в Ржев семья переехала в 1933 году. Брату нужно было в седьмой класс идти, а ближайшая школа — в Родне за семь километров. Вот и приехали в Ржев. Там, где сейчас пивной бар, раньше частные домики стояли, в одном из них мы снимали комнаты. Семилетку окончила во второй школе, она находилась в районе нынешнего машиностроительного техникума.

В довоенном Ржеве молодежь училась в пяти техникумах, в од- ном из них, товароведном, физкультуру преподавал Иван Иванович Богданов. Он устраивал яркие спортивные праздники в городе, а я увлекалась спортивной гимнастикой. Поэтому собралась поступать в товароведный и по глупости не посмотрела даже, какие в нем факультеты. А там — сортировщики льна и тому подобное. У меня после плеврита легкие слабоваты, и мой классный руководитель как узнала, что я туда поступаю, взяла меня буквально за шкирку и повела в педагогическое училище.

Здание, в котором сегодня работает швейная фабрика, является самым школьным. До революции там учились гимназистки, до войны готовили педагогов. После войны здание долго стояло, пока его не прибрал к рукам промкомбинат

Педучилище закончила в 1939- м, направили меня в Оленинский район. Приезжаю в Оленино (финской войны еще не было), заведующий РОНО и инспектор — мужчины, редкое явление для сегодняшнего дня. Посмотрели мой аттестат и обрадовано говорят: «Нашли!»

— Чего нашли?

— Преподавателя немецкого языка.

А у меня в аттестате «отлично» (раньше словами писали). «Не бойтесь, — успокаивают, — не боги горшки обжигают, научитесь». Два года отработала в селе Никулино. Побоялась в заочный институт поступать, пошла на курсы иностранного языка в Москву. Адрес и сейчас помню: Кузнецкий мост, 3. Успела проучиться три года. Многие из тех, кто окончил четыре курса, становились военными переводчиками. Знания давали великолепные, я была довольна, но началась война…

Чтобы забрать документы, отправилась из Ржева в Оленино пешком. Я же молодая была, что мне стоило 30 километров пройти. Захожу — в здании ни души, на полу валяются бумаги, все разбросано. Слышна канонада, наши войска отступают. Я — в Ржев, к своим. Сестра работала в горкомхозе, раздобыла две подводы: лошадь с тарантасом и лошадь с телегой. И 10 октября мы отправились из Ржева с еще одной семьей. Сорок километров успели отъехать.

Если б поехали к Торжку, попали бы на не оккупированную территорию, но мы направились в сторону Старицы, доехали до Волги. Навстречу — учителя той школы, где я училась. Спрашиваю директора: «Алексей Федорович (Дружеловский), почему вы обратно?» Он знал, что я немецкий преподаю, говорит: «Там, за Волгой, твои приятели на танках разъезжают».

Мама моя в тех местах родилась, она предложила: «Пересидим в хуторе среди леса, немцы туда не придут». И правда — мы там пробыли три месяца, ни разу немцы у нас не ночевали. Заглядывали в пустой дом, что мы заняли, но поскольку взять нечего, «ни яйки, ни млека», в конце концов, на доме они написали по-немецки: «Из Ржева». Дескать, нечего туда и заходить.

Второго января 1942 года нас освободили, и, так как мы находились в двух километрах от передовой, в хуторе Борки, а в деревне Ломово стояли немцы, нас, всех неместных, вывезли кого куда. Мы попали в Старицу. Сестра сумела поймать машину, и нас доставили под Торжок в село Грузины. Пушкинские места, дворец графа Полторацкого, дяди Анны Керн. Позже он стал домом для инвалидов.

В Торжке оккупации не было, но бомбили город нещадно. Школа, в которой мне довелось работать, пострадала. Пока ее восстанавливали, пришлось трудиться, где придется — паек-то хлебный надо получать. В военной столовой посуду мыла, на льнозаводе работала, в госпитале легкого ранения — до самого освобождения Ржева.

Жить в Ржеве негде, а в Грузинах хоть крыша над головой. В 45- м написала в Ржев, спрашивала, нет ли места. Мне ответили, если найдете жилье, примем с удовольствием. Написала своей хозяйке — домик ее в Ржеве чудом сохранился. Ее дочь работала методистом по детским садам в ГОРОНО, она ответила: «Приезжай». Приехала и определилась в две школы сразу. Так как у меня не было высшего образования, мне дали пятые, шестые и седьмые классы. Во второй семилетней год проработала, а в пушкинской — тридцать один.

Институт мы с мужем окончили, он какое-то время тоже в пушкинской преподавал. Однажды его остановил директор второй школы Михаил Степанович Поцепня (он учил и меня, и мужа), предложил: «Саш, ты там физику ведешь, алгебру, геометрию. Приходи ко мне, все старшие классы — твои, будешь только математиком. И вот с основания школы и до пенсии муж работал во «второй». Он 15 лет являлся руководителем секции математиков города, двух учителей вырастил из пионервожатых.

Знали мы друг друга с детства, он дружил с моим братом, пропавшим на войне. Ходил к нам уроки делать, брат успевал по гуманитарным предметам, а по математике у него троечка, они всегда помогали друг другу. Так что я его с пятого класса знала.

Мои дочь и сын во «второй» учились, муж приходил в класс сына, когда учитель болел, и его товарищи радовались: «Ну, Коль, твой батя прямо кладет в голову — до того все понятно».

Доработала до1976-го и решила ус тупить место молодым. Кто после меня немецкий преподавал, не помню, а английский — Валентина Ивановна Трифонова, наша выпускница. Ее мама работала библиотекарем, а отец — в горкоме партии; жили в комнатке при школе, она там и родилась в 45-м.

Помню учительницу Ию Николаевну Раевскую, незамужнюю, она из того поколения, у кого женихов на границе поубивало. Педагогический коллектив в Пушкинской всегда был великолепный, за мое время работы — никаких конфликтов, помогали друг другу во всем. Тем, у кого дети маленькие, предлагали: «Идите домой, я за вас подежурю».

При шести директорах я работала, последний — Ольга Сергеевна Ларионова, первый — Анна Алексеевна Жукова. А еще — Яков Иосифович Гуревич, восемь лет он у нас был директором, потом — Ольга Васильевна Яковенко, Иван Васильевич Ильин, Юрий Евгеньевич Соколов, затем – опять Ильин.

К Вишняковой (Симоновой) Варваре Васильевне хожу в гости до сих пор, мы с ней как две педагогические энциклопедии. Выпускники 53-го года встречались каждые пять лет, и мы с Варварой Васильевной на каждой встрече присутствовали. Всегда приходили: физик Аркадий Михайлович Муравьев, историк Николай Петрович Русаков — они уже умерли. Из этого класс а — зав. главгаза (как мы его называли) Корсаков, недавно умер; Дежин — сын нашего первого секретаря; Полозова Тамара; Смольков — без руки учитель; организатор встреч —Альбина Александровна Рассадова (Пятых), врач 101 кабине та, умерла, теперь некому проводить, да и не с кем…

Наша выпускница Рива Александровна Коршунова — тоже учитель из блистательной плеяды ржевских педагогов. В 51-м году она окончила пушкинскую, училась по всем предметам великолепно, преподавала математику. Она почему-то меня полюбила, из прежних учеников до сих пор меня поздравляет.

У меня был трудный класс, большая нагрузка, ребята из девяти начальных школ собрались. Из ржевских — один только, на второй год остался в седьмом классе, мой помощник, староста, он постарше других-то. Ольга Васильевна как-то спрашивает: «Как, Вера Евгеньевна, дела?» А у нас было так: берешь класс — прежде всего изучи домашние условия, как живет ученик. Пошла в воскресенье по домам, а они — в Юрятине, Слободе, Пестрикове, а заканчивается маршрут в Появилове. Одна родительница подсказывает: «Вы не возвращайтесь назад, дойдете до Таблино, два километра всего, и на зубцовский автобус сядете.

Бедные дети, как же мне их было жалко: пройти с только километров, отсидеть на уроках, возвратиться, а дома — скотину кормить, маме, папе помогать. Сколько у них там времени на уроки остается? Поэтому я их не ругала.

В одном классе у меня занимались 48 человек, это выпуск 64 года, они до одиннадцатого учились, в одиннадцатом осталось 22 ученика. Тоже каждые пять лет встречались, недавно сорокапятилетие отмечали, я одна у них была. Больше учителей не осталось.

Да! Выпуск 57 года не каждые пять лет, а каждый сентябрь встречаются. Я вот дожидаюсь — они придут, скажут: «Вера Евгеньевна, немедленно к нам!» Собираются на квартире, в доме, где «Оптика», по 10-12 человек, когда — восемь.

Вот фотографии. Здесь мне немножко не 18 лет, только что окончила педучилище. А это — школа, где сейчас детская библиотека на Большой Спасской. Вот директор Дружеловский, полный та кой; Иван Иванович Богданов, преподаватель физкультуры; Михаил Степанович Поцепня, еще молодой; вот мой брат, а это мой будущий муж, маленький был, все смеялся: «Я в армии вырос». Сбоку было пристроено двухэтажное здание, его не стали восстанавливать — не нужно было для школы.

Столько было школьных реформ на моем веку! Когда еще училась в третьем классе, ввели так называемый бригадный метод. Нас рассадили за длинные столы — это еще в деревенской школе, до Ржева. Два или три стола — две-три бригады. Каждый бригадир отвечает за успеваемость своей бригады, всем ставит отметки.

Когда кончала педучилище, был «дальтонплан». Пример: тема — лягушка. Все, что к ней относится — биография ее, география, история возникновения и так далее. Вот такая галиматья. Потом была пятидневка. Отменили, опомнились — нерационально.

Присоединяемся к многочисленным поздравлениям Веры Евгеньевны, желаем здоровья, стать свидетелем здоровых реформ — школьных и всех прочих.