Куприн. Штрихи к портрету

Страна не испытывает книжного голода, если духовная пища калорийная. Но есть в этой кухне такие блюда, которые годятся только на десерт. Попробуешь — и больше ничего не хочется, нахватаешься сладкого — и уже не до супа. Вроде насытился, а витаминов-то нет. Всею этой литературой — для метро, трамваев, стояния в очередях — не насытишься.

Полвека назад знаменитый писатель сказал: «Жестоко завидую человеку, который не читал «Евгения Онегина» и «Гранатовый браслет». Я много бы дал за то…, чтобы следить, как будут темнеть и наполняться слезами ваши глаза, как будете хмурить брови и кусать губы, как вдруг улыбнетесь и неслышный смех задрожит в вашем горле».

Автору «Гранатового браслета» исполнилось 135 лет. Казалось бы, много. Но…

С Александром Ивановичем Куприным встречался и живо беседовал Корней Чуковский, которого мы успели увидеть по телевизору — бодрым, веселым, остроумным.

В дневниковых записях Чуковского Куприн — живой, без хрестоматийного глянца, без страдальческой ауры, которую пририсовывали всем эмигрантам.

«Раньше всех пришел Куприн. Он с некоторых пор усвоил себе привычки учтивейшего из маркизов. Смотрит в глаза предупредительно, извиняется, целует дамам ручки и т.д. Без галстука, в линялой русской грязно-лиловой рубахе, с исхудалым, но не таким остекленелым лицом, как два года назад».

Про то, каким был Куприн два года назад, вспоминал Бунин в своем великолепном очерке-портрете. И предстает перед нами другой Куприн. Раздражающийся до бешенства, когда в его фамилии ставили ударение на первом слоге (а почему-то часто к нему обращались именно так): «Куприн я! Не садитесь голым задом на ежа!» Гордился своей татарской кровью. Часто спорил с Буниным: «Меня тошнит от твоей изобретательности. Единственное, что ценю в тебе — твой прекрасный русский язык». Обладал медвежьей силой, дружил с легендарный борцом Заикиным. Крепко пил, чем сильно подорвал здоровье. Врачи предупредили, что, если не бросит, не продержится и полгода. Не бросил — и продержался молодцом еще десяток лет.

Чуковский, 1919 год.

«Куприн стал вдруг рассказывать, как у него делали обыск.

— Я сегодня не мог приехать в Петербург. Нужно разрешение, стой два часа в очереди. Вдруг вижу солдата, который у меня обыск делал. Говорю: «Голубчик, ведь вы меня знаете… Вы у меня в гостях были!» «Да, да! (И вмиг добыл мне разрешение)…» Потом Куприн сделал доклад об А…, неторопливо, матово, солидно, хорошо».

В 19-м Куприн оказался на территории, занятой белыми, а затем эмигрировал.

О писателях, уехавших из СССР, раньше принято было писать, что там, за границей, талант иссяк. Сейчас — наоборот: окреп, развился. Но и те, и другие правы, утверждая, что без родины они страдали.

Куприн вернулся в Россию тяжело больным. Появлялись интервью в «Комсомольской правде», статьи, где его «восхищало грандиозное строительство, молодежь и дети». Но Куприн знал, что на родину он вернулся, чтобы умереть. Скончался Александр Иванович 25 августа 1938 года, прожив в обновленной стране всего десять месяцев.

Иван Бунин, так и не вернувшийся на родину, переживший своего ровесника на 15 лет; тончайший лирик Бунин, под конец жизни переругавшийся со всем эмигрантским окружением, проклявший все свои прошлые дружбы и приятельства, — глубоко сожалел о разрыве с Куприным.

Нет, определенно, Куприн не для трамвайного чтения. Им нужно насыщаться, забравшись с ногами на диван, и чтоб ни стука, ни звука; чтоб ни одна муха, а тем более комар; чтоб никто не отвлекал всякими пустяками: «Мусор вынес? Хлеба купил? Кран починил!..» Вот тогда действительно можно позавидовать тем, кому еще предстоит прочесть «Гранатовый браслет», «Суламифь», «Гамбринус». И ту самую «Олесю» по заимствованному сценарию, в котором прославилась юная «колдунья» Марина Влади.