Пенитенциарный блюз

Конкурс на лучшее освещение деятельности уголовно-исполнительной системы (УИС) становится регулярным и традиционным. Цель акции — привлечь внимание общественности к работе этой самой УИС.

В Тверской области таких учреждений хватает. Содержать тоже есть кого — не пустуют учреждения и не скоро их придется перепрофилировать под что-то светлое. В ржевскую колонию, например, организуют экскурсии трудных подростков. В назидательных целях. Чтоб смена не росла.

Следственный изолятор на Зубцовском шоссе сохранился с дореволюционных времен. На карте начала ХIХ века он обозначен как тюремный замок. Я знал пожилую женщину, которую немцы в 1942-м поместили в камеру этого замка за нарушение комендантского часа.

Она рассказывала: «В камере сидела уже вторые сутки молодая девушка из деревни. Она все спрашивала: «Нас убьют?» Маленькое окошко зарешечено изнутри, а снаружи — типа жалюзей. Смотрю, как звезда перескакивает с одной щели жалюзей в другую, и мелькает такая дурацкая мысль: «Почему наши не взорвали тюрьму, когда отходили? Нас бы тогда не забрали немцы…» Отпустили утром обеих».

Рецидивист вспоминал: «В 70-х я на Зубцовке первый срок ожидал. В ту пору по ночам было слышно, как на железной дороге маневровый тепловоз ухал. В оконную щель был виден дом. По вечерам одна «фрау» выходила на крыльцо курить. Стояла, видать, спиной: огонь от сигареты не виден был, только пара вспышек от зажигалки и искры, когда стряхивала пепел вбок. Раз гляжу — у нее из-за плеча звезда показалась, и, пока она курила, переместилась на другое плечо… В 80-х на том крыльце больше никто не сидел. В 90-х того дома уже не было. И тепловоз не ухал. А вот собаки, казалось, лаяли те же самые…»

Сегодня с окон «тюремного замка» на Зубцовке наружные ставни сняли — чтобы соответствовало европейскому либеральному стандарту.

В Вышнем Волочке женская колония расположена на улице, которая называется Ржевский тракт.

— Что вас к нам привело? — спросил меня молоденький офицерик, докладывая по телефону начальству о моей просьбе посетить заведение.

— Я пишу о Ржевском тракте и вот завернул… Сам живу в Ржеве. Говорят, у вас тут классики томились до революции, Короленко, вроде. А сейчас — дети классиков, дочь Шукшина.

— Когда это было?! — ответил офицер. — Классики кончились. Сегодня здесь содержатся далеко не тургеневские девушки и даже не бальзаковские. А Шукшину, кстати, освободили.

В «пятерку» — так называют вышневолоцкую женскую колонию — я не попал: начальства не оказалось на месте.

Лагерную тему русская литература изучила вдоль и поперек, что называется, изнутри. В острогах, тюрьмах, на каторге и в лагерях русские классики — от Радищева до Достоевского, от Короленко до Солженицына — вынашивали свои великие произведения. Интересно, в их «делах» после окончания срока были записи: «Встал на путь исправления» или «Вышел на свободу с чистой совестью»? Едва ли. Да в прежние времена не было таких лукавых определений: «исправительное», а тем паче «воспитательное учреждение».

У Ю. Белова, замначальника по кадрам ржевской «семерки», спрашиваю: «Вы следите за сериалом «Зона»?

Юрий Николаевич ответил решительно:

— Нет! Собран негатив. Авторы фильма состряпали все это по вымыслам осужденных, — по искаженным, сгущенным, однобоким рассказам, — слили все в одну кастрюлю и получилась «Зона»… нет, не слежу. Чуть посмотрел — и сделал вывод.

— А какова география лиц, содержащихся в ржевской колонии? Мог ли, например, Ходорковский здесь отбывать срок?

— Ходорковский осужден впервые. У нас отбывают наказание по второму и более разу. Самый большой срок — 25 лет. В соответствии с законодательством лица отбывают наказание в регионе, где они осуждены. Поэтому тех, кто проживал в Сибири или на Камчатке, у нас нет.

Ржевская колония строгого режима считается благополучной по условиям содержания, кадровой и воспитательной политике. Среди содержащихся на «зоне» проводятся спортивные, художественные мероприятия, привлекаются церковнослужащие; есть молельная комната, производственные мастерские, подсобное хозяйство, бани, прачечные. Однако не такое это учреждение, где у входа пишут «Добро пожаловать» или «Милости просим».

И работа у содержащих — не приведи Бог. Необходимо ее пропагандировать, освещать, привлекать внимание общественности.

А что касается пресловутого фильма-сериала с одноименным названием, то не такой уж он и опасный. По качеству и по мере какого-то воздействия можно судить, во-первых, по нелепости и неуместности эпиграфа из Андрея Тарковского (знаменитый режиссер имел в виду совсем другую зону, вовсе не колонию какого бы то ни было режима); а во-вторых, по песне, которую ежесерийно исполняет, без сомнения, уголовный элемент: «Зона, зона, безнадзорно, внесезонно, без резона…» Поэт забыл еще пару рифм — «гарнизона» и «фармазона», — была бы полноценнее канитель.