Парадоксальный Мельников-Печерский

С полок ржевских библиотек П. Мельникова-Печерского (1818 — 1883) снимают, прямо скажем, не каждый год. Тем любопытней совпадения.

Пять лет назад в ржевской типографии вышла книга ведущего специалиста по истории старообрядчества В. Боченкова «П. И. Мельников (Андрей Печерский): мировоззрение, творчество, старообрядчество». Труд сизифов, материал объемный, шрифт бисерный, ученый дотошный, увлеченный, увлекающий, что называется, в теме с головой. В книге есть фотоснимок, почтовая карточка начала хх века, фотограф А. Герман. Под снимком подпись: «Во второй половине 1850-х годов писатель был командирован в этот город для расследования причин беспорядков, произошедших в думе».

Книгу прочел, о Ржеве в ней ни слова. Интересовался у краеведов, что такого криминального могло случиться  в нашей думе в позапрошлом веке, коль туда послали чиновника по особым поручениям. Беспорядки случались и прежде. Было дело, аккурат четыреста годов до визита Мельникова, ржевичи не впустили в город воевод великого князя Бориса Александровича, и тому пришлось навещать свою вотчину с ОМОНом.  Мало ли что могло произойти, причин не перечислишь. Возможно, объединяли,  а может, наоборот, сталкивали лбами две головы, городскую и земскую. Или рейдерский захват произошел — хватало мздоимцев во все века. 

Командирован Павел Мельников (Андрей Печерский — литературный псевдоним, который ему посоветовал В. Даль) был, видимо, не как писатель, а как петербургский чиновник по особым поручениям. Следователь МВД, короче. Если проследить за служебной карьерой Мельникова с начала 50-х годов, выглядит она следующим образом.

В. Даль, тот самый, на руках у которого умирал Пушкин, по своим каналам пристроил друга Мельникова начальником статистической экспедиции в Нижегородскую губернию. Даль и Мельников познакомились и подружились в Нижнем Новгороде несколько лет назад. Еще не вышел в свет знаменитый словарь.

Вскоре Мельникова производят в коллежские советники, посылают в командировки «по особым поручениям», с правом обыска. Награждают орденом Святой Анны, командируют в Казань для секретного следствия. Через год, в мае 1855-го, он поставлен чиновником особых поручений VI класса. Назначение такое могло произойти только «высочайшим приказом». Забегая вперед, скажем, что у нескольких государей были книги Мельникова-Печерского с дарственными надписями.
Итак, должность полковничья. Через два месяца, после парочки командировок, совершенных «секретнейшим образом и совершенно негласно», Мельников произведен в статские советники. Это уже генерал. Чем занимается? Собирает сведения о взаимоотношении местных  властей со старообрядцами. Заодно прихватывает и «драгоценные рублевские иконы». То есть изымает их у раскольников.

Вот выдержки из книги Л. Аннинского о деятельности Мельникова-Печерского в Нижегородской губернии.

«И это еще не самое коварное: нагрянуть с ночным обыском, это еще не самое жестокое: вломиться в дом, подойти к постели роженицы и, со свечой в руке, другой рукой шарить у нее в постели в поисках “вредной литературы”, так что видавшая виды мать молодой женщины подает потом жалобу министру и в сенат на экзекутора, явно превысившего свои полномочия. Куда страшнее, что экзекутор знает, где и как искать; ведь прежде чем нагрянуть с облавой, он годами входит в доверие, и пьет чаи в раскольничьих семействах, и живо интересуется толками старообрядчества, и выясняет все тайны и тайники, и ведет богословские споры с идеологами, и смиренно учится у знатоков и книгочеев, и ходит за “своего” у того же купца Головастикова, в чей дом потом вламывается с погромом и чью едва разрешившуюся от бремени дочь сгоняет с постели…

Светопреставление! Так кем же, каким же некающимся еретиком должен, в конце концов, казаться староверам всех толков сам Павел Иванович Мельников, чиновник для особых поручений при нижегородском военном губернаторе!»

***

Визит в Ржев Мельникова мог быть вызван событиями, связанными с отъемом у староверов молитвенного дома в 1857 году. Фрагменты рукописи Степана Степановича Долгополова «Об отнятии Ржевского Старообрядческого молитвенного дома» хранились до войны в ржевском музее.

Евграф Васильевич Берсенев, «природный старообрядец, религиозный и усердный, всегда ходивший молиться к всенощной и обедне», сблизился с Матвеем Константиновским. Примечание переписчика: «Этот протопоп Матвей, тот самый, к которому приезжал Н. В. Гоголь и которого так грубо последний принял. По отзывам народным и печати, о. Матвей является виновником смерти Гоголя». Старообрядцы, понятно, на своего гонителя могут что угодно наговорить. Отзывы народные называются слухами, а то и сплетнями. Печать у старообрядцев была своя, подпольная. Но факт исторический в том, что молельню отняли обманом. Собирали подписи под бумагой, которую в спешке никто не догадался прочесть.
«Эти все подписи собрали и соединили, и Берсенев с протопопом отправили к митрополиту, принесли прошение с заголовком «Прошение о том, что Ржевское старообрядческое общество просит свой молитвенный дом посвятить под единоверческую церковь с имуществом и прихожанами».

Бумага дошла до обер-прокурора Синода графа Александра Петровича Толстого, от него к царю Николаю Павловичу. Царь подмахнул, тоже не читая. Молельню старообрядцы потеряли.

Несколько дней, сутки напролет, они стояли у молитвенного дома с криками: «Не желаем, мы не просили»… Разойтись уговаривали городничий и губернатор, вызывали солдат, стаскивали по одному с крыльца, женщин таскали за косы, били, из пожарного рукава поливали грязной тухлой водой.

На третий день прибыл Старицкий и Тарутинский полк и съехались: члены судебного присутствия во главе с санкт-петербургским генералом Ефимовичем, губернатор, городничий, стряпчий, жандармский полковник, чиновник из С.-Петербурга. Самых стойких протестующих взяли под арест. Вскоре вышел царский указ: «Выпустить всех старообрядцев из острога».

Евграф Берсенев письменно докладывал министру Толстому, что все окей. Благодарил нижайше: «Вы, светлейший граф — главный виновник настоящего торжества православия, ходатайством вашим перед монархом совершилось это чудо, за что примите нашу выраженную к вам в этом послании благодарность сердечную. Это — несказанное благо, через вас дарованное всему нашему городу». 

Мельников-Печерский на этом фоне выглядит куда привлекательней. Неизвестно, был ли он тем самым чиновником из С.- Перербурга, что упоминается в рукописи.

Л. Аннинский указывает на неожиданный поворот в его мировоззрении: «Однако оный же чиновник, будучи наряжен от начальства выяснить и обрисовать полную картину раскола, вскорости подает отчет, в котором главную ответственность за ситуацию фактически с раскольников снимает, а возлагает — на ортодоксальную церковь! Которая бесчинием и святокупством отталкивает от себя массу староверов, предавая их во власть фанатиков и плутов от раскола! Духовное начальство шокировано таким оборотом».

А вот заключение В. Боченкова: «Позиция Мельникова в 1857 году. Розги не нужны. Двести лет преследований раскола ничего не дали. Раскольники никогда не заключали и теперь не заключают в себе ничего опасного для государства и общества. Преследовать их вредно».

Кстати, в переписке М. Салтыкова-Щедрина, которая подвергалась секретной перлюстрации, обнаружена странная строка «о командировании в Ржев, вместо Салтыкова, Мельникова, который своего не упустит…»
Об отношении к Мельникову-Печерскому классиков «первой шеренги». В 1858 году Мельников наносит визит Толстому. Из дневника Льва Николаевича: «Вечером Мельников. Блестящие глазенки, короткие ручки, неловко-робкие. Расколы…» 

Из письма М. Салтыкова-Щедрина П. Анненкову 1859 года: «Прошу вас передать, что он (И. Тургенев) напрасно смешивает меня с Павлом Ивановичем Чичи-Мельниковым. Обзирая свое прошлое, я, положа руку на сердце, говорю, что на моей совести нет ни единой пакости… Мельников давно уж собирался писать, надеясь через это попасть в вице-директоры или, по крайней мере, в директоры Нижегородской ярмарки. Однако это довольно стыдно».

Нередко писатели, даже великие, друг о друге худое говорят. Толстой с Тургеневым едва не стрелялись. А сколько таких, которые стрелялись!

Посмотрим, что думают о Мельникове-Печерском молодые. Уже заканчивал читать В. Боченкова, как вдруг жена приносит книгу Алексея Иванова «Псоглавцы» с закладками. Только что у В. Боченкова вычитал: «1888 год. В нелегальном производстве книг подозревается некто Алексей Иванов, Гжатского уезда Смоленской губернии старообрядский священник».

Роман «Псоглавцы», первая часть дилогии и «первая в России книга о денжер­ологах — людях, охотящихся за смертельно опасными артефактами мировой культуры», читается залпом, держит в напряжении до последней главы. Критики, восхищавшиеся прежними произведениями «известнейшего писателя» А. Иванова («Сердце Пармы», «Географ глобус пропил»), морщатся, пересказывая сюжет скороговоркой: «Обалдуям нужно совершить поездку в деревеньку Калитино под Нижним Новгородом и вырезать из стены местного полуразрушенного храма редкую староверческую фреску Святого Христофора, раннехристианского мученика, славного тем, что его богатырское тело венчала собачья голова».
Персонаж выискивает в интернете некое «Доношение» Мельникова-Печерского. В нем излагается древняя легенда, в которой пес Христофор растерзал брата Иафета и его любовницу. Упоминается о расколоучителе Питириме, который покаялся, принял никонианство, стал помогать Петру бороться с расколом. Все это происходило в деревеньке Калитино. В 1719 году на помощь Питириму была прислана армейская команда гвардии капитана Ржевского. И началось кровавое и огненное «Питиримово разорение».

В «Псоглавцах» создается не очень симпатичный портрет чиновника Мельникова.

«Он бесстрашно достает из киота чудотворную икону, главную святыню Керженца, без которой, как гласит предание, Керженцу конец. С нее началась керженская «выгонка», в ней Мельников сыграл ключевую роль. Он действовал жестко, вплоть до того, что отбирал у раскольников детей, пока родители не отрекутся от раскола. И в то же время внимательно изучал тот мир, который уничтожал. Лично для Мельникова «выгонка» скитов завершилась почетной отставкой в 1866 году. К тому времени Павел Мельников давно заматерел, стал редактором столичной газеты «Русский дневник» и писателем Андреем Печерским. Наверное, писатель Печерский родился тогда, когда чиновник Мельников составлял свое «Доношение». Слишком странным, слишком удивительным был опыт «выгонки», чтобы он вместился в мемуары чиновника. И десять лет Андрей Печерский создавал пудовую эпопею о раскольниках Керженца: огромные романы «В лесах» и «На горах». А потом можно стало умереть, и Мельников-Печерский умер».