Вход

К 25-летию карточной системы

Помните, Остап Бендер, пробираясь на выручку к Паниковскому, которого вот–вот растерзает толпа, кричит: «Простите, мадам, это не вы потеряли на углу талон на повидло, скорей бегите, он еще там лежит!»

 

 

Смеялись, хотя плохо пред­ставляли, о чем речь. Про кар­точную систему на продукты мы знали понаслышке. Что почем, отведали позже на соб­ственной шкуре.

Оказывается, талонная си­стема — это не наше отече­ственное изобретение. Ото­вариваться при помощи кар­точек начали еще в глубоком средневековье. Дефицит, он и в Древнем Риме дефицит. Вы­соцкий пел о жене патриция: «Так и шастает с билетами на приезжих гладиаторов». Это о зрелищах. Хлеб насущный социально незащищенным слоям Древнего Рима тоже выдавался по тессерам. Так по-древнеримски назывались продуктовые карточки.

В России талоны появились в марте 1917–го.

Керенок наштамповали столько, что товарно-денежный механизм сломался, пришлось вводить карточки сначала на хлеб, а там и на оставшуюся снедь. При НЭПе, когда зарабо­тал рынок, карточки отменили. Ликвидировали НЭП — тало­ны вернулись и периодически то появлялись, то отменялись. Ограничивался отпуск в одни руки мяса, колбасы, хлеба, масла и много чего еще. Крестьянам и политически неблагонадежным гражданам — а это больше, чем полстраны — карточек не пола­галось.

Шли годы, положение со снаб­жением устаканилось, «было дело и цены снижали». Напри­мер, на хрусталь, ковры, теле­визоры. Провинция ездила за маслом и колбасой в столицу, проезд окупался, и как-то в го­лову не приходило, что может быть по-другому. Однажды с прилавков исчез сахарный пе­сок. Когда появился, граждане, уверенные в завтрашнем дне, его уже не покупали в кулеч­ках по двести граммов — толь­ко мешками. В разных концах необъятной страны дефици­том могло стать что угодно.

Сегодня в интернет-поси­делках очевидцы ожесточенно спорят, когда массово стали вводиться талоны и на что. Житель Марийской республи­ки утверждает, будто у них по карточкам отоваривались с 1970-х годов, алтаец убеждает, что в его крае и в девяностых карточки не вводились; грузин ошарашивает, что ничего в ту пору не слышал про талоны на водку.

Поэтому берем наш край, нечерноземный, «державу рискованного земледелья, рискованной жизни, риско­ванной смерти». Вспоминаем, что, где, когда стало у нас ис­чезать. Кажется, табак, мыло и зубная паста. Талонов пока нет, они появятся позже, их распространением займутся жилконторы, предшественни­ки управляющих компаний. А пока едем из Ржева в команди­ровку в Поволжье.

В Москве километровая оче­редь к сигаретному ларьку: продают по пять пачек «Кос­моса» в одни руки. Возвраща­емся из командировки. В той же Москве, кроме традици­онной колбасы, сливочного масла, апельсинов, закупаем зубную пасту. Не какую-то там заморскую, а наш «Зодиак» фабрики «Свобода», тоже — по пять тюбиков в руки.

Кстати, свободы в стране стало больше, напечатаны «Дети Арбата», академика Са­харова давно выпустили. На­чинаем выдавливать из себя раба, как из тюбика, скрепя нечищеными зубами. Присту­паем к переоценке ценностей: по бартеру меняем дорогущий сварочный шкаф на десяток ящиков копеечной «Примы». На литобъединении я читал: «Наш народ стал смелей и зу­бастей, и поэтому (что-то там такое) нам зубной не хватает пасты».

Радио радовало, доводи­ло до сведения: зубы можно чистить мылом, вместо мяса лучше употреблять крапиву и одуванчики. Ген­сек отважно ходил в народ, кухарку, жалующуюся, что молока детям не­где купить, резонно одернул: «А вы по­езжайте в деревню, купите корову — и процесс пойдет». Сегодня первый и единственный пре­зидент СССР кает­ся, что переборщил с антиалкогольной кампанией.

И странно: тогда журнали­сты умилялись мудрости ан­тиалкогольных мер, дескать, снизилась смертность в стра­не. Сегодня они же уверяют: ничего подобного, жуть как много мужиков потравилось антистатиками и одеколона­ми, «Ланами» и «Букетами вес­ны». В общем, нет до сих пор по этой проблеме консенсуса. А раскаянья Михал Сергеича выглядят такими же запозда­лыми, как недавние извинения Папы Римского перед род­ственниками Джордано Бру­но. Мол, погорячились, что поделать.

В Ржеве не вводили талоны на хлеб.

В Вышнем Волочке несколь­ко раз пришлось выстоять. С продуктовых витрин повсюду исчезли пирамиды из консерв­ной кильки в томате. В гастро­номах свободно лежали толь­ко хмели-сунели, в промто­варах — калоши и резиновые сапоги 47 размера.

На заводах разыгрывали ло­терею, кому из ста человек до­станется пара детской зимней обуви. А вот диковинка — гла­дильная доска. Бабы спраши­вают, зачем она нужна. Как зачем, убеждают агитаторы, мало ли, «выбросят» штаны, урвешь где-нибудь носки, ру­башку мужику отхватишь — будет на чем гладить. Талоны продержались до 92-го года.

Как вспомнишь, через что прошли, что вынесли — гор­дость за народ из всех пор прет. А сегодняшнее изне­женное племя в панике: дам­ба рухнула — и небо с овчину, воды горячей второй сезон нет — поменяю гражданство. За ОДН дерут безбожно… И что тебе, жалко?! Кому-то ж от этого хорошо! Порадуйся за ближнего или дальнего. Пред­ставь талонную систему и кошмарную действительность без бананов, мыла, сахара, пива, водки, сигарет.

Хотя мы тоже кликушество­вали, сами на себя страхов нагоняли: мол, черт с ним, с мороженым, почему у нас не производят туалетную бумагу, одноразовые шприцы и далее по списку, а список бескрай­ний.

 

Мы еще не встречали знакомых, копающихся в мусорных контейнерах, и вот этого не видели, самого жуткого: объявлений с мольбой о помощи на лечение ребенка.