Авиамоделист с мощным стажем

К нам в редакцию заглянул Игорь Петрович Мощин — ржевский патриарх, основатель и руководитель детской авиамодельной городской секции, которую он не покидает вот уже 60 лет. Игорь Петрович более сорока лет проработал на заводе «Электромеханика»  в опытно-конструкторском бюро, затем, до ухода на пенсию в 1997 году — старшим мастером в лаборатории литья.

До «Бурана»

О себе Игорь Петрович рассказывать не собирался, автобиографические сведения из него пришлось выуживать по капле. Он сразу показал фотографию, и тут же заинтриговал: «Это областные соревнования памяти Покрышкина в «Победе» в июне 2018 года. Момент награждения. Вот мой воспитанник, Вячеслав Тимофеевич Переверзев, выпускник Московского авиационного института, лауреат  Государственной премии СССР за автоматическую посадку «Бурана». Накануне соревнований я ему позвонил.
— Слав, хочешь подъехать на машине?
— Скажи, когда и где, я подъеду прямо на место.
Участвовало 42 человека, наша команда — первая. На фотографии — Николай Кравченков из Нелидова, я — с дипломом победителя, Олег Веселков, он у нас в отделе КБ работал, и Слава Переверзев. Все пенсионеры, я самый старший».

***

— Игорь Петрович, вы – ржевитянин?
— Да.
— Здесь родились?
— Нет, родился в Москве в 1937 году. Отец — инженер-строитель, строил Московский канал. Этим делом командовал НКВД. Канал построили, и отцу предложили три места на строительстве оборонных предприятий: Саратов, Кимры, Ржев. Матушка у меня оленинская, а в Ржеве жила ее старшая сестра Марфа Петровна Асадчая. Где-то в 1939 году на строительство ржевского завода он и приехал.
— Завод назывался почтовым ящиком?
— Нет, назывался он Государственным номерным заводом, точнее, Государственный Союзный завод номер, по-моему, 493.
— Отца как звали?
— Петр Сергеевич.
— И в какой должности он поступил на завод?
— Прорабом. Как только началась война, всех строителей направили на строительство укреплений в район Белого, Жарковского. Отец рассказывал после войны, что успели построить только половину  укрепрайона. Немцы его обошли. И так оказалось, что они остались одни — ни наших войск, ни немцев. А он в форме НКВД, оружие выдали — пистолет. И они оттуда, человек пять-шесть, выходили лесами, чтоб на дороге не показываться. По дорогам уже разъезжали немецкие мотоциклисты с автоматами. Где-то они через Волгу переправились и направились не в Калинин, а в Клин. Затем — в Москву, в свое ведомство, естественно.
— А вы?
— А мы здесь остались, в Ржеве.
— И где жили?
— Наш дом стоял на углу улиц Садовая-Челюскинцев. Два тополя росли как раз у нас перед окнами, высоченные, старые. До войны у бабки снимали жилье, дом добротный, бревенчатый, сейчас его нет. Бабка надумала уезжать в деревню к дочери, и родители у нее дом купили.
— А после прихода немцев где жили?
— До октября 42-го ютились в чулане. А в самом доме — три офицера, денщик, повар. Помню, в сарае немцы держали двух пленных. В октябре немцы с того края стали всех выгонять под таким предлогом:«Матка, вэк, здесь будут сильные бои. Уходи, куда хочешь». Мать на тележку кое-какой скарб погрузила, братишку младшего посадила, он в 41 году в марте родился, года еще не было…
— И куда подались?
— В Оленинский район, в тыл немецкий. Навстречу нашим они, конечно, никого не пропускали.
— Пешком шли?
— Малыш на тележке сидел, матушка ее тянула, я, четырехлетний, рядом шел. Помню, грязища! В Медведеве заночевали. Немец-извозчик проезжал. Длинная такая телега у него, два здоровых битюга запряжены. Видит, баба месит грязь. Остановился, привязал нашу телегу к своей, меня на облучок посадил. Матушка младшего на руки взяла, по обочине идет, где грязи нет. А я с немцем немножко проехал (смеется). Приехали в деревню Ватолино Бобровского сельсовета, она и сейчас есть. В деревенском доме жила золовка матери с семьей. Ее муж, Илья Петрович, политруком вроде был. По слухам, где-то в Псковской области, но границе с Белоруссией, в лесах, они партизанили, за немецкими эшелонами охотились. Кто-то из знакомых встречался с ним в партизанском отряде. И, видимо, они какой-то хороший эшелон пустили под откос. Потому что на лес, где у них база была, налетели самолеты, перемесили все. И больше никаких известий.
— И там вы проживали до конца войны?
— До освобождения. Деревню немного пораньше, чем Ржев, освободили, кажется, в конце феврале 43-го.
— И вы вернулись в Ржев?
— Нет, там оставались. Видел, как женщины на себе пахали.
— Отец вести подавал?
— Он разыскал нас. Сначала в Ржеве искал. Кстати, соседи с округи Садовской рассказывали: «Только вы съехали, на следующий день немцы дом разобрали полностью. То ли на блиндажи, то ли на дрова. А на третий день в это место бомба угодила». Немцы вовремя нас выгнали, получается.
— Бомбил наш самолет?
— Наш.
— А тополя уцелели?
— Их недавно спилили, лет пять назад.
— Тополя так долго живут?
— Они ж серебристые. Возле Дворца культуры тоже росли. Один такой тополь уцелел, растет сзади ДК, где ворота, по Пионерке… Отец разыскал нас в деревне, перевез в Мордовию. Немного мы там пожили, года полтора, на станции Потьма, где известные Темниковские лагеря для политзаключенных. Оттуда — в Псков, потом — в Великие Луки, где встретили День Победы.
— И приехали в Ржев?
— Да, в 1945 году. Отец на «Электромеханику» вернулся, строительством занимался. Жили мы в доме на углу улиц Воровского-Ревкома, сейчас это улица Кирова. Учился в школе, в двухэтажном дореволюционном здании из красного кирпича. Школа была сначала 1-я транспортная,  потом 52-я. Закончил восемь классов, уехал в Калинин, с 1953 по 1957 год учился в индустриальном техникуме, практику проходил на заводе швейных машин в Ржеве.
— Он назывался Петровским?
— Петровским он назывался до того… Два года служил в армии, в городе Неман Калининградской области, в артиллерийских частях, вернулся в Ржев, поступил в ОКБ «Электромеханики».

«Буран»

— Когда решили строить «Буран», ракетными двигателями занимался Валентин Петрович Глушко. А сам «Буран» поручили Глебу Евгеньевичу Лозино-Лозинскому, он руководил ОКБ «Молния» — это на территории московского завода ТМЗ. Мой фронт работ — вакуумное оборудование. Однажды пришел заказ на ротор турбонасоса. Титановый. Мы его отлили. Он предназначался для двигателя на ракету «Энергия», которая вывела «Буран» на орбиту. Ракета — это, по сути дела, блок двигателей, остальное — бак с топливом и окислителем.
— А вы видели «Буран» в сборке?
— В Жуковском видел. Дело в том, что строили  несколько аналогов. Тот же «Буран», с теми же весовыми характеристиками, геометрией, только на нем стояли обычные реактивные двигатели. Взлетал аналог с полосы, набирал высоту, движки вырубал и осуществлял планирующий спуск. Но там пилот сидел, управлял. То есть, в космос он не летал. Аналогов построили несколько. В 1993 году программу «Буран» закрыли. В журналах, посвященных 30-летию полета, Слава Переверзев нигде не упоминается. Спрашиваю, сколько ж у тебя изобретений должно быть? Он говорит, ни одного. А почему? А это закрытая тематика.
— Так, может, ее нельзя разглашать?
— Ну, сейчас-то можно. В журналах все опубликовано: варианты действия, если «Буран» заходит с запада на восток, и наоборот. Там настолько хитрая система управления, что американцы так и не додумались, чтобы автоматически свой корабль посадить. Славе Переверзеву дали Госпремию за систему управления и автоматическую посадку «Бурана».

Авиамодельный кружок

— Мой первый учитель по авиамодельному делу — Павел Дмитриевич Плисюгин, летчик, в войне участвовал. Под банковской горой размещался ДОСААФ, яличная станция там же располагалась. На половине горы погреб был, оборудованный под магазин, в нем мы покупали дешевые авиамодельные наборы — вместо мороженого. Отец приятеля объяснял, как собрать, склеить. Это начало 50-х, я еще в школе учился. Когда пришел в кружок в Калинине, где учился в техникуме, опыт у меня уже был. На Пролетарке аэроклуб размещался, при нем — авиамодельная лаборатория. Ездил из общежития на трамвае. Там народ взрослый. Мне посоветовали посетить Калининский дворец пионеров. И до окончания техникума я там занимался, в соревнованиях принимал участие.
— В Ржев меня направили на практику на завод швейных машин. Я пришел в наш Дом пионеров,  к Анне Иосифовне Гуревич. Помню выписку из книги приказов: «Принять на работу руководителем авиамодельного кружка с 8 декабря 1957 года».  Построили ДК. В 1961 году я обратился в заводской профком с просьбой выделить помещение под кружок. Мне сказали: «Пожалуйста!» В 1964 году мы первый раз командой поехали в Ленинград, там проходили всесоюзные соревнования авиамоделистов МАП (министерство авиационной промышленности).
— Сколько сейчас в кружке ребят?
— Шестнадцать.
— Одни мальчишки?
— Две девочки посещают. Самый маленький пошел в пятый класс, он занимается третий год, в этом году стал чемпионом области.
— И как вы отбираете ребят?
— Присматриваюсь сначала. Раньше они сами приходили, а сейчас — только по заявлению родителей. Нужна справка с врачебно-физкультурного диспансера. Одно дело модель собирать, а на тренировках и соревнованиях физподготовка необходима. Модель через две-три минуты садится плашмя. А если ветерок, куда ее унесет? А когда соревнования в пять туров, то нужно за моделью быстро сбегать и вернуться. Ее еще попробуй, отыщи. На последних соревнованиях две улетели — так и не нашли.
— И дорогое это удовольствие?
— Те, что улетели, по 12 тысяч стоили.

***
Игорь Петрович про свой кружок может рассказывать часами, даже сутками — про компрессионное топливо, керосин, эфир, касторку, свечи, аккумуляторы, стальные семижильные латунированные тросы. Горестно сообщил, что недавно минздрав запретил продавать эфир, причислив его к наркотическому веществу, а без него — беда. Хочется надеяться, что выкрутится — шестидесятилетний авиамодельный опыт (чем не рекорд для книги Гиннеса?) выручит. •