Вход

Кушнеру — 85

...

«Александр Кушнер — один из лучших лирических поэтов XX века, и его имени суждено стоять в ряду имен, дорогих сердцу всякого, чей родной язык русский».
Иосиф Бродский
Нобелевский лауреат дал высокую оценку творчеству Кушнера, однако широкой публике Александр Семенович известен лишь по одной песенке «Времена не выбирают». Стихи эти он написал в 1958 году. Через сорок лет Сергей Никитин вместе с женой Татьяной выпустили альбом, в который вошли песни на стихи отечественных и зарубежных поэтов, и назвали его «Времена не выбирают».  
 Ленинградские и московские поэтические группировки во все времена относились друг к другу, как сегодняшние фанаты «Спартака» и «Зенита». Кушнера, Бродского, Рейна, Наймана и других молодых ленинградцев благословила сама Ахматова. Ахматову мы почти не знали, сборников ее в книжных магазинах не продавали. Школьная программа обходилась без Анны Андреевны. Помнится, наш учитель литературы лишь однажды с усмешкой ее процитировал: «Пусть камнем надгробным ляжет на жизни моей любовь». Впрочем, и сборники москвичей Евтушенко, Вознесенского, Рождественского днем с огнем было не найти на книжных прилавках.
 Где-то в начале 80-х я откопал книжечку Кушнера в ящике КОГИза на Коммуне. Я тогда еще не знал, что КОГИз (так в народе называли книжный магазин) расшифровывается как книготорговое объединение государственных изданий. В Ржеве их было два, в обоих стояли ящики на столе для книжечек малого формата, в основном, поэтических сборников. О Кушнере я ничего не слышал, понравилось название «Канва» — взял и купил. Видимо, прочел, потому что недавно раскрыл и обнаружил карандашные галочки на полях. Жена не будет ставить пометки — она библиотекарь. Как-то Т. Горская, корреспондент «Ржевского вестника», позвонила: «Ты Кушнера знаешь?»
— Знаю, а что?
— Ничего, просто спросила.
Может, ей давал читать? Хотя вряд ли, я знал, что милейшая Татьяна Николаевна не вернет. Ей и Вовка Рыбкин, наш фотограф, не давал ничего из своей гигантской библиотеки. Кушнера у него точно не было, я после звонка Горской его спрашивал. Все же я принес другую книжечку, тонюсенькую, из «Библиотеки «Огонька», «Флейтист» называется. В нее вложил распечатанную на принтере фотку из интернета «Ржев из космоса». Подписал: «Фото Рыбкина». Она так хохотала. «Флейтиста» Татьяна Николаевна мне вернула без фотки. Из «Канвы» до сих пор помню: «Любил и не помнил себя, пробудясь, / Но в памяти имя любимой всплывало, / Два слога, как будто их знал отродясь, / Как будто бы за ночь моим оно стало».  

***
Сегодня Кушнеру 85. Сергея Никитина не слыхать. Другие барды — кто где. Говорят, Ким в Израиле, Городницкий в Германии, Вероника Долина из Франции не вылезает. Долиной принадлежит высказывание: «Многим стихам не хватает музыки, и потому они — недопесни». Кушнер, говорила Вероника, обиделся. И она сочинила покаянную песенку: «Александр Сергеевич Пушкин, / Может быть, меня и похвалит, / А Александр Семенович Кушнер, / Может быть, меня и простит». Конечно, простил. Но не сразу, поэты злопамятны: «Годы прошли. / Похвалил меня Пушкин. / Простил меня Кушнер. / Не стало Булата…»
Татьяна и Сергей Никитины на свои концерты приглашали профессиональных музыкантов, Юрий Башмет подыгрывал на альте, когда они пели Окуджаву. Потом между Башметом и абсолютно бесконфликтным Никитиным произошел конфликт.
Вероника Аркадьевна над Евтушенко, уехавшим преподавать в Оклахому, измывалась: «Але, Оклахома? Евтушенко дома? Передайте ему, что поэт в России меньше, чем поэт. И вопрос решен, и вопросов нет». Или вот еще: «Всемирный голубь Евтушенко пропал в сапфировой дали». Долина уже не поет. Никитин тоже постарел. Один Кушнер никуда не уехал. Впрочем, он уже не ленинградец и не петербуржец. Живет в Москве.
С редким удовольствием читал прозу Кушнера, его сборники статей о русских поэтах «Аполлон в снегу» и «Аполлон в траве». С не меньшим удовольствием обнаружил у Александра Семеновича ошибку. Он пишет: «А мы вжились в такие холода», — повторяем мы вслед за Ахматовой». Нет у Ахматовой таких стихов. Это строки из Ильи Эренбурга. Его стихи поет тот же Никитин: «А мы такие зимы знали, вжились в такие холода».  
Кушнер много лет работал учителем русского языка. И это чувствуется. Нет, он вас ни о чем не спрашивает, двойки не ставит, родителей в школу вызывает. Он взахлеб рассказывает о любимых поэтах. Как тот соловей, которого можно брать голыми руками, когда он, «прополоскав горло росой», захлебывается перед соловьихой. Не ест, не пьет, говорят, в весе теряет до 80%, может сознание потерять и даже помереть.
Кстати, о соловье. Владимир Исаакович Соловьев, критик, писатель, в соавторстве с женой Еленой Клепиковой написал ряд книг, переведенных на 12 языков в 13 странах. Они жили в Ленинграде, с 1977 года живут в Нью-Йорке. Мемуарно-аналитический дар Соловьева по ту и эту сторону океана отмечен как феномен. Интернет свидетель: «Добрые, дружеские и близкие отношения связывали и связывают Соловьева с Бродским, Довлатовым, Искандером, Евтушенко,  Рейном, Юнной Мориц, Битовым, Войновичем, Эфросом, Слуцким, Окуджавой, Шукшиным, Андреем Тарковским». Внушительный список и далеко не полный.

***
 Пять лет назад, к 80-летию Кушнера, Соловьев опубликовал статью в Нью-Йорке: «Дело прошлое, но был какой-то период, с дюжину лет, наверное, когда ни у Кушнера, ни у Соловьева не было ближе друга: общались мы тесно, плотно, доверительно, на каждодневном уровне, часами висели на телефоне, а виделись не только по праздникам и дням рождения.., а уж наш город, «знакомый до слез, до прожилок, до детских припухлых желез», исходили вдоль и поперек».
 Несмотря на все это, друзья разругались, и, похоже, навеки. Горячая дружба остыла, похолодела, заиндевела. У Бродского с Кушнером тоже был напряг. Иосиф Александрович в стихах обозвал Александра Семеновича амбарным котом. По телефону произошло бурное объяснение, после чего Бродский написал Кушнеру покаянное письмо. Они успели помириться. А с Соловьевым далеко зашло. Кушнер сказал, правда: «Впрочем, случаются и оттепели. И вот только до лета никогда не доходит…» Но это он о другом. Как там у Гоголя: «Скучно на этом свете, господа».•