У Есенина

Повстречался со знакомым ржевским москвичом. Он художник, музыкант, у него «двойное гражданство» — живет и творит в столице, на родине бывает наездами. Видимся редко, поэтому беседуем охотно.

— Как там первопрестольная белокаменная? Без мэра загибается, или наоборот: пробки исчезли, исторический облик сразу проступил? Будешь участвовать в субботнике по уборке памятника Петру?

Заулыбался, постоял, помолчал, потом говорит: «Я в метро езжу, там пока нет пробок». И стал рассказывать.

— У Есенина был на дне рождения.

— В Константинове?

— В Москве. Ты знаешь, что Юнеско его называет самым читаемым в мире русским поэтом?

— Юнеско врать не будет.

— Сижу дома. Грустно, одиноко и так далее. В «паутину» залез — там дата есенинская и адрес одной музейной избушки. Поехал. Сашу Подболотова знаешь?

— «По дороге в Загорск»?

— Да, «Золотой голос России». Так вот, стоит он у входа в музей и поет как раз «Загорск». По голосу только и узнал. Давно не виделись. Я ему когда-то на гитаре аккомпанировал.

— А я впервые его услышал по «ящику». Шла передача, посвященная Высоцкому. И этот человек сказал: «Сейчас исполню песню, которую любил Владимир Семенович». Я ее успел записать на «катушку». Пел он тоже где-то на улице. Я не знал, кто это. Когда появился доступ к Интернету, нашел, что автор — Евгений Блажеевский, похоронен на Ваганьковском кладбище. Потом доступ к Интернету у меня пропал, и то, что песню исполнил Подболотов (чтоб он был сто лет здоров), я узнал недавно. А то, что ты ему аккомпанировал — только что. Но по телеку тогда тебя не показали, может, вырезали?

— Так я продолжу. Дом сохранился еще с тех времен, когда Есенин приехал в Москву к отцу, родитель работал приказчиком в мясной лавке у купца.

— Юрий Михайлович забыл снести?

— Не знаю. Представь, мегаполис, деловые центры, небоскребы, ограда. И стоит дощатая двухэтажная избушка. Вертушка-проходная — одна, общая. Охранники в твою сторону смотрят лениво, если видят, что ты к музею направился. А свернешь к офису — застрелят. Квартирка крохотная, тесно, душно. Долго там не усидишь. Гости прибывают. Артисты, солисты, хор приехал. Концерт провели параллельно: перед теми, кто в квартире уместился, и теми, кто у крыльца собрался на улице. Причем без всяких репетиций, импровизированно — никто ж не знал, кто прибудет в музей. Хор как грянул «Над окошком месяц» — деловые люди из соседних домов в окна глядят испуганно, как на дефолт. Смотрю, среди зрителей пожилой человек стоит, и кажется мне, что я его где-то видел. В Москве, если ты ушел далеко от дома, вероятность встретить знакомого ничтожно мала. Спрашиваю его: «Вы из Ржева?». «Да, — отвечает удивленно. — На такой-то улице проживаете? — Точно, — с еще большим удивлением. — Да вы не волнуйтесь, просто я тоже из Ржева». Папа Инны Разумихиной. Прохладно было в тот день. Вышла Инна с гитарой.

— Ты ей когда-то тоже аккомпанировал?

— Ты угадал. Но это было еще до театра Камбуровой. Я заканчиваю. Вышла Инна с гитарой, в белой воздушной блузке, без пальто. Спела из Есенина, потом еще. Ее долго не отпускали. Улыбнулась, говорит: «Я замерзла». И в дом пошла. Вот и все. Как там у Есенина:

“Ведь радость бывает редко,

Как вешняя звень поутру…”