Вход

Советская площадь, 9 мая

Школы на площадь теперь не делегируют всех учеников поголовно. Ну и правильно — никакого урона патриотизму не произойдет.

До открытия митинга полчаса. Заполняются гостевые трибуны, подтягиваются пожилые люди. Юнкоры беседуют с ветеранами. Школы на площадь теперь не делегируют всех учеников поголовно. Ну и правильно — никакого урона патриотизму не произойдет.

Рассказывает мой ровесник, бывший работник администрации.

«Когда я учился в пятом классе, была торжественная линейка, посвященная 9 мая. Минута молчания. Тишина. И тут мне друг чего-то шепнул на ухо. Позже выяснилось, ерунду какую-то. Но знаешь, когда нельзя смеяться, еще сильнее хочется. И я прыснул в гробовой тишине. По всему спортзалу разнеслось — акустика, как в церкви. Конфуз. Меня и классного руководителя вызвали к директору. Завуч назначил наказание: «Не смог выдержать минуту, будешь после уроков в моем кабинете три часа молчать». Так и сделали. Она тетрадки проверяет, а я стою в углу ее кабинета. На третьем часу не выдержал, захохотал непроизвольно. И, видимо, получилось так истерически жутко, что она испугалась и отпустила домой, ничего не сказав. С тех пор присутствовать на минуте молчания сущая мука, хотя в отсутствии патриотизма меня едва ли можно упрекнуть. Вот и сегодня отойду куда-нибудь подальше».

Губернатор в этом году нас не посетил. Что думают по этому поводу ветераны?

— У него теперь свой город воинской славы. Говорят, что присвоения для Твери он добился по блату. Во всяком случае, гораздо легче, чем Ржев.

Все же ветераны не правы. Как поэт сказал: «Недостойно слезе возгордиться, что всех она горше».Тут тоже никакого урона патриотизму и воинскому престижу. Девальвации этому званию не будет, даже если завтра всю Россию объявят страной боевой славы.

У бизнеса своеобразный патриотизм. Диалог двух пожилых в аллее Славы.

— Китайские торговцы во времена маодзедуновской напряженности предлагали нам полотенца с махровым изображением великого кормчего. Наши торговые дипломаты уговаривали: «Не знаем, как китайцы, но русские полотенцами вытирают не только лицо». Заменили Мао на дракона.

— Ты это к чему, Алексеевич?

— Видел, полотенца продают с эмблемой «Ржев — город воинской славы». Не удивлюсь, если они не китайские, а отечественные.

— Это что. В газете читал, что туалетную бумагу выпускали с эмблемой какого-то города-героя.

Ребята раздают георгиевские ленточки. Подходит плотного телосложения парень: «Слышь, пацан, а давай мне всю охапку».

— Зачем вам столько?

— Тачку свою украшу.

— Нет, все не могу дать.

— Ну, дай штук шесть.

— Пожалуйста…

На площади взвод оруженосцев демонстрирует виртуозную технику жонглирования оружием. Дефиле называется. Противное слово. А зрелище красивое. Правда, многие ждали дефиле барабанщиц.

На трибуну во время приветственной речи протиснулся подвыпивший зритель, пытался приблизиться к выступающим. Молодой страж порядка оттеснил его быстро, вежливо, не агрессивно. Не стал никуда сопровождать.

Коммунисты прошли к обелиску быстрее всех, впереди оркестра. Их знамена развевались «высунув язык».

У обелиска традиционно многолюдно. Несколько лет подряд на 9 мая посещал мемориал на Сишке. А раньше наблюдал за церемонией возложения вот с этого места, где проводили молебен представители духовенства. Говорят, уже давно не проводят.

Когда-то вот здесь внучка моего любимого учителя шептала ему на ухо: «Дедушка, дай мне тоже денежку, я брошу в огонь». Он ей отвечал, косясь на священника: «Дедушка твой нищ, как церковная крыса».

Ребенок с охапкой нарциссов, рыдая, бежит к маме: «Мне к огню никак не подойти». Как часто заканчивает свои репортажи одно уважаемое издание — эти слезы дорогого стоят.