Уголовная оптимистическая

«Совершенное деяние перестало быть уголовно наказуемым на основании указа Президиума Верховного Совета РСФСР от 11 мая 1977 года». Подобные строки — бальзам на душу каждому заключенному и горький вздох разочарования для всех звеньев правоохранительной цепочки. Да и как не посочувствовать исправительно-перевоспитательному аппарату, который всей душой, всеми внутренними органами болел, радел, ловил, изобличал, карал, сажал. И на тебе: указ Президиума — и все насмарку.

В мае 77-го не вся уголовная общественность ликовала по поводу указа, потому что это была вовсе не амнистия и не судебная реформа.

Так что ж это за указ-казус? Касался он мелконаказуемых деяний, именуемых в просторечии «бытовухой». Вероятно, решили разгрузить правоохранительные органы, применяя меры общественного воздействия и усиливая роль поселковых, дворовых и просто товарищеских судов.

Надебоширил в семье — отвечай перед коллективом на общественном собрании.

У них первый был вопрос «Свободу Африке»,

А потом уж про меня в части «разное».

Выгода двойная: суды разгружены и «ячейка общества» цела.

Помню, как переживал один станочник перед визитом к своему начальнику. Станочника вместе со станочницей застукала внезапно вернувшаяся домой супруга прям за кухонным столом (если точнее — на самом столе). А на стол начальника легла жалоба от жены. Оскорбленная женщина сообщала, что случай это не единственный и станочница не первая.

После проработки «на ковре» мы спросили у многостаночника:

— Серег, ну что начальник?

— В товарищеский суд направил…

— А что сказал?

— Сказал: «Нашел место»…

А как вызвали меня — я сник от робости.

А из зала мне кричат: «Давай подробности!»...

Ну, в моральном, говорю, моем облике

Есть растленное влияние Запада,

Но живем ведь, говорю, не на облаке,

Это ж только, говорю, соль — без запаха…

Но вернемся в 77-й год. Рассмотрим дело, по которому был осужден последний человек, успевший мелко нахулиганить еще до выхода указа.

В тот год Игорю Волгину чудовищно не везло. 17 апреля он «пришел в магазин Ржевторга, где из хулиганских побуждений приставал к работникам магазина, сильно шумел, нецензурно выражался, оскорблял продавцов, а одну из них толкнул в грудь. На замечания и уговоры не реагировал».

На суде Волгин показал: «Я потребовал продать мне водки, но мне отказали. Водку — кому продавали, кому — нет. Я зашумел. Кажется, ругался. Кажется, нецензурно. Но Белову я не толкал».

Судья настаивал: «Тут написано, что вы толкали ее в грудь». И свидетели есть, и все улики — не отвертишься. Вон и Белова стоит со своей главной уликой. Куда ее еще толкать, если там — от подбородка до колен — сплошная грудь?! Спиной если б она стояла — другое дело. Отпираться бессмысленно: они же следственный эксперимент проведут…

Признался — и «был подвергнут к исправительным работам сроком на два месяца с вычетом в доход государства 20% зарплаты».

Но, «не сделав должных выводов», два месяца спустя отправился Волгин в баню. Пришел домой. «Как всегда, был трезв… не очень я».

Из показаний на суде: «Я был в нетрезвом состоянии, но жена меня не пустила домой». Логика вполне трезвомыслящего человека. Сходил мужик в баню. Заодно и помылся. Куда ж ему прикажете идти, к продавщице Беловой? Ее перси чересчур дорого обошлись.

«Я стучал, ругался нецензурно, сломал дверь…»

Из показаний жены: «Еще накануне муж пришел домой пьяный, стал ко мне приставать, кидался будильником, бутылкой. Я хотела вызвать милицию, но он сказал: «Ты хочешь от меня избавиться?» На следующий день вел себя хорошо. Но вскоре вновь начал скандалить, угрожал ножом, бежал за мной по лестнице. В эту ночь мы с сыном ночевали у соседей».

А дальше — типичные бабские штучки: ты мою молодость угробил, говорила мне мама… Тут и свидетели подсюсюкнули и такого наговорили, что в обвинительной части появилась закольцованная формулировка: «Употреблял спиртные напитки, на почве чего устраивал скандалы, мешал нормальному отдыху соседей, что в конечном итоге привело к совершению преступления». И вот тут, заметим, логики меньше, чем в откровениях Волгина. Он говорит, был пьян, а жена домой не пустила. То есть: она и виновата, что шумел и мешал нормальному отдыху соседей. Суд же ни в какую не соглашается и головоломно заблуждается, перепутав причинно-следственные механизмы.

«Учитывая характер и общественную опасность совершенного преступления» и то, что Волгин дважды в течение года совершал мелкое хулиганство, суд приговорил его к одному году лишения свободы.

За могучую грудь продавщицы Беловой получил меньше, чем за нетронутую жену. Кидался, конечно, будильником, но промазал же…

Хэппиэндовскую точку в этой печальной истории поставил тот самый указ Президиума и председатель (почему-то) Торопецкого районного суда с веселой кинокомедийной фамилией Гайдай. Видимо, именно на западе области осужденный отбывал наказание. Он велел Волгина «от дальнейшего отбывания наказания… освободить. И строго добавил: «Определение обжалованию не подлежит».