Михаилу Булгакову 125

Две недели гостил автор «Мастера и Маргариты»  в шестнадцати верстах от Ржева у праправнучатой племянницы Чаадаева. К нам не заехал. 

Мариэтта Омаровна приезжала в Ржев несколько лет назад, провела блестящую лекцию о литературе в центральной библиотеке, подарила городу много книг. Гостил ли Михаил Афанасьевич в нашем городе, никто ее не спросил. И так понятно — не доехал. Да и не собирался. Не у нас проживала заинтересовавшая Булгакова правнучатая племянница.  Зато совсем недавно М. Чудакова впервые рассказала создателям документального фильма об авторе «Мастера и Маргариты» любопытные подробности. Елена Сергеевна Булгакова (на тот момент Шиловская) нервно ходила по Большому Ржевскому переулку, ожидая своей участи. А в доме, откуда ее попросили удалиться, выясняли отношения Булгаков и Шиловский. Второй муж Елены Сергеевны выхватил пистолет, и… все могло закончиться на Большом Ржевском. Переулок назван по церкви Ржевской иконы Божьей Матери, а может, по Ржевской податной слободе. Или (подстраховывается википедия) по фамилии местного домовладельца капитана Федора Ржевского. К слову, в Большом Ржевском  располагались Назаровская усадьба и Симоновская школа…

«Мастером и Маргаритой» роман стал в 1938 году, в редакции 1928 — 1929 года назывался «Черный маг», годом позже — «Копыто инженера», два года спустя — «Великий канцлер», а в 1937 году — «Князь тьмы». Похоже, наступила мода ругать один из самых любимых  русских романов. Так долго и  много его восхваляли и восхищались, что пришла пора охаять. И ладно б хула исходила от РАППовских недобитков. Лимонову тоже простительно, Веничку Ерофеева можно понять, Андрею Кураеву вроде к лицу. Но Дмитрию-то Быкову чего не хватает? Но по порядку.

«Священных монстров» Эдичка писал в тюрьме. Шпаргалками не пользовался, энциклопедию и компьютер ему не предоставили, пятьдесят портретов настрочил по памяти. Мало в чей адрес хороших слов произносит Эдичка, и не понятно, за что Д. Быков называет его вкус врожденно чутким. «За что же так безразмерно полюбил российский обыватель «Мастера и Маргариту»? —  вопрошает Э. Лимонов и отвечает. — Дело в том, что “Мастер и Маргарита”, во-первых, пародия на исторический роман. Во-вторых, это еще и плутовской роман, и очень-очень напоминает ильфо-петровские “Двенадцать стульев” и “Золотой теленок”. В-третьих, добавлен небольшой элемент сверхъестественного, то есть вкрапления фантастического. Смешав и встряхнув хорошенько все эти элементы, получаем очень лестную для обывателя книгу». 

Дмитрий Львович с Лимоновым согласен, только чуточку его поправляет. Обратим внимание, Эдичка Быкова на дух не переваривает, Дмитрий Львович это знает, но — до чего ж объективен — любит и ценит искренне, в одностороннем порядке. Так вот, дилогию Ильфа и Петрова Д. Быков снисходительно называет «бесспорным шедевром». В остальном же потакает, поддакивает Э. Лимонову. «Хотя если считать по высокому гамбургскому счету, книга («Мастер и Маргарита») получилась вульгарная, базарная, она разит подсолнечным маслом и обывательскими кальсонами, — не унимается узник совести Эдичка. — Эти кальсоны и масло преобладают и тянут вниз и Понтия Пилата, и Воланда, и Христа. С задачей создать шедевр — роман высокого штиля — Булгаков не справился, создал роман низкого, сродни «Золотому теленку».

Невозможно понять, когда Венедикт Ерофеев, автор бессмертного произведения «Москва — Петушки», говорит серьезно, а когда юродствует. Будучи уже смертельно больным, он делает зубоскальную запись в записной книжке: «Одной ногой я в гробу, другой в могиле». Сравним с М. Светловым: «Рак у меня уже есть, тащите пиво!» «Никогда зависти не знал, как говорил Сальери, а тут завидую, завидую», — это В. Ерофеев серьезно шутит о В. Набокове. Веничка не корчил из себя сноба, не подрабатывал на отрицании авторитетов, свободен был, как мало кто. Тем горше, что о Булгакове он, пожалуй, первым высказался нелестно: «Я до сих пор не прочел «Мастера и Маргариту». Дохожу до 38-й страницы и не могу, мне невыразимо скучно».  

Но больше всех расстроил даже не гениальный Быков, а Андрей Кураев. Кто из истеричных (по Лимонову) поклонников не заучивал наизусть: «Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих! Так поражает молния, так поражает финский нож… Она несла в руках отвратительные, тревожные желтые цветы. Черт их знает, как их зовут…». Арсения Тарковского — сюда же: «Сама ложилась мята нам под ноги,/ И птицам с нами было по дороге,/ И небо развернулось пред глазами…/ Когда судьба по следу шла за нами,/ Как сумасшедший с бритвою в руке».

Андрей Кураев высказывал свое мнение о романе Булгакова Владимиру Бортко. Умный, независимый режиссер, снимавший телесериал по «Мастеру», прислушивался, называл советы ценными. Богослов натаскивал Маргариту (Анну Ковальчук) и Мастера (А. Галибина). Вместе с тем протодьякон Кураев роман разоблачает безжалостно, развенчивает безбожно.

— Во второй полной рукописной редакции романа (1938 год) поясняется, что Маргарита — это реинкарнация хозяйки Варфоломеевской ночи, французской королевы Марго.

— Маргарита — не Муза. Она лишь слушает уже написанный роман. В жизни Мастера она появляется, когда роман уже почти закончен.

— Нет, эта «черная королева» не сможет вдохновить Мастера на новые творения… Призрак Мастера завещал Ивану Бездомному продолжить роман «о нем». Но призрак Маргариты поцеловал юношу — и профессор Понырев (Иван Бездомный) так ничего и не написал (хотя Маргарита и уверяла его, что она знает его будущее и там все будет хорошо). Ничего не напишет и зацелованный Маргаритой призрак Мастера.

Прочтя черновые варианты, отлученный от церкви расстрига-протодьякон заключает: «Пожалуй, со времен Баркова такой порнографии в русской литературе не было...»

Дмитрия Быкова едва ли в этом смысле смутили черновые варианты. Он пошел дальше: эротические сцены — для дурного вкуса Сталина. И вообще роман от первой до последней страницы написан для одного читателя, для Иосифа Виссарионовича. Сталин 20 раз смотрел «Турбиных», Булгакова ценил, после самоубийства Маяковского, узнав, что к самоубийству близок и Михаил Афанасьевич, вождь позвонил. Спросил, правда ли, что ему работать не дают? А вы позвоните, говорит, им завтра утром, может, они вас послушают? 

Дмитрий Быков настойчиво убеждает, что до «Мастера и Маргариты» слово «мастер» не встречается ни в одном произведении Булгакова. Откуда оно взялось? Быков напоминает о еще одном звонке Сталина — Пастернаку. Случился он после ареста Мандельштама за стихи «Мы живем под собою не чуя страны». Пастернак хлопотал перед вождем. И вождь позвонил. Спросил: «Мандельштам — мастер?» Пастернак растерялся, замялся, стал говорить, что нельзя арестовывать ни за какие стихи вообще…

В статье «Три соблазна Михаила Булгакова», написанной в год, когда Булгакову исполнилось 111 лет (дата у оккультистов мистическая), Быков отважился упрекнуть Михаила Афанасьевича в написании пьесы «Батум», восхваляющей Сталина. «Да что говорить о Булгакове, — восклицает Д. Быков, — если Мандельштам, «усыхающий довесок прежде вынутых хлебов», человек, осознавший себя изгоем и обретший новую гордость в этом осознании, в тридцать седьмом после всех «Воронежских тетрадей» все-таки написал «Оду»!»

Годы спустя Дмитрий Львович разошелся: «Я же говорю: роман написан для узколобого читателя с примитивными взглядами, с теологическим образованием… Эта книга о том, что зло может быть полезно, книга оправдывает Сталина. И более гнусной задачи не было». А мы-то радовались: рукописи не горят. Зря, выходит?