Последний из "серебряного века"
- Автор Александр Назаров
Первый поэтический сборник Арсения Тарковского вышел в свет (то есть был отпечатан в издательстве «Советский писатель») в 1962 году, когда поэту исполнилось 55 лет. В этом же году его сын Андрей получил гран-при Венеции за свою первую киноленту «Иваново детство». Сыну — 30 лет, он снимет еще семь фильмов, которые войдут в сокровищницу мирового кинематографа, уедет из страны, умрет в Париже и будет похоронен на русском кладбище. Убитый горем отец на три года переживет сына, умрет в кунцевской больнице, будет похоронен на переделкинском кладбище, а через полгода, в ноябре 1989-го, в разгар «перестройки», удостоится Государственной премии.
В этом году Арсению Александровичу исполнилось сто лет, первому сборнику — сорок пять. Книга разошлась в несколько дней: в те годы ценили подлинную поэзию, тем более, что сборник был отмечен высочайшим «знаком качества» — предисловием А. Ахматовой «Драгоценный подарок». Читатель, ценитель спешил познакомиться с поэтом, которому посвятила последний стих М. Цветаева.
В 30-х годах поэт работал на всесоюзном радио, написал пьесу «Стекло», подвергся оглушительной критике «за мистику». За мистику в те годы не сажали, а вот за рецензию, появившуюся спустя 13 лет: «Стихи Тарковского относятся к тому черному пантеону русской поэзии, к которому принадлежат стихи Гумилева, Ахматовой и эмигранта Ходасевича», — могли и привлечь. Но пронесло. Просто вышли чистые листы книги, матрицы уничтожили. Случилось это в год постановления о журналах «Звезда» и «Ленинград» (1946). Шестнадцать лет Арсений Александрович мог печатать только переводы. Мистика же продолжалась.
В 1940 году Тарковский написал стихотворение, в котором есть такие строки:
Стол накрыт на шестерых,
Розы да хрусталь,
А среди гостей моих
Горе да печаль.
Стих, в котором не стояло никакого посвящения, заканчивался так: «И поют из-под земли наши голоса». На него откликнулась Марина Цветаева:
Невесело вам вшестером,
На лицах — дождевые струи…
Как мог ты за таким столом
Седьмого позабыть — седьмую…
Тарковский не знал об этом ответе, он прочтет эти предсмертные строки через сорок лет. И разве не чудо, что через десять дней после цветаевских стихов написался как бы ответ:
На радость — руку, на печаль, на годы!
Смеженных крыл не размыкай опять.
Тебе подвластны гибельные воды,
Не надо снова их разъединять.
Кончина Цветаевой потрясла Тарковского, он написал цикл стихотворений, посвященный памяти Марины Ивановны, после чего ему часто задавали вопрос: «Не было ли у вас романа?» Арсений Александрович отвечал: «Ну что вы, она же была — поэт!»
— А вы?
— А я жизнь любил…
Когда в 1982 году в «Огоньке» Тарковский прочел последние стихи Цветаевой: «…Ты одного забыл — седьмого», — он сказал, что это был голос из гроба.
Интересно, что и у Ахматовой есть строки, написанные гораздо раньше:
Там шесть приборов стоят на столе.
И один только пуст прибор.
По словам современников (современниц), Арсений Александрович был «неправдоподобно красив». Анна Андреевна носила его фотографию в сумочке.
С первой женой Марией Ивановной, матерью Андрея Тарковского, поэт расстался, когда детям едва исполнилось четыре и два года. Жизнь, казалось бы, текла радостной, счастливой, безоблачной. Но «судьба по следу шла за нами, как сумасшедший с бритвою в руке». Эти стихи просил прочитать сын в своем фильме «Зеркало». На съемках присутствовали оба родителя. Актриса М. Терехова вспоминает: «Я спрашивала их обо всем: «Мария Ивановна, Арсений Александрович говорит, что хотел к вам вернуться…» (Разговор происходил в 1974-м, а отец от них ушел в 1936-м).
Мария Ивановна пожимает худенькими плечами: «В первый раз слышу». Я — к Арсению Александровичу… Он: «Ну, у нее такой характер!» В съемках они принимали участие только из любви к сыну.
Вторая его жена умерла через три месяца после того, как он женился на третьей.
Тарковский. Из воспоминаний о Цветаевой: «Марина была слишком резка, слишком нервна…, очень сложным человеком. Однажды она пришла к Ахматовой. Анна Андреевна подарила ей кольцо, а Марина Ахматовой — бусы, зеленые бусы. Они долго говорили. Потом Марина собралась уходить, остановилась в дверях и вдруг сказала: «А все-таки, Анна Андреевна, вы самая обыкновенная женщина». И ушла… Она была страшно несчастная, многие ее боялись. Я тоже немножко. Ведь она была чуть-чуть чернокнижница».
Арсений Александрович, последний представитель «серебряного века», не имел шумного успеха у публики, не выступал на стадионах и, кажется, ни строчки не написал о единстве партии и народа.
В 1949-м его, поэта-фронтовика, награжденного орденом Красной Звезды, тяжело раненного в боях под Витебском, перенесшего несколько ампутаций левой ноги, привлекли к переводу юношеских стихов Сталина. И как же отлегло на сердце у поэта, когда поручение отменили.
В последние годы Тарковский стихов практически не писал — навалилась возрастная усталость. Он обычно работал по ночам — и перестало хватать сил. Сознание работало вспышками. Отвечает на вопросы, а потом замолкает, каменеет на 3-5 часов.
Что, если память вне земных условий
Бессильна день восстановить в ночи?
Что, если тень, покинув землю, в слове
Не пьет бессмертья? Сердце, замолчи,
Не лги, глотни еще немного крови,
Благослови рассветные лучи.
27 мая 1989 года Арсения Тарковского не стало. Похоронен он рядом с могилой Пастернака.