Болельщик, выздоравливай

Семеныч в кругу ровесников вспоминает, как в девяностые работал сторожем на трассе Москва — С. Петербург на придорожной автостоянке. «Там рядом кафешка имелась, питерские и московские фанаты ее навещали до и после игры. На тачках приезжали. Когда с футбола возвращались, понять было нельзя, проиграла их команда или выиграла — буянили одинаково». Вспомнилось, бард поет о том же: «На футбол «Спартак» —«Динамо» в пятницу ходили, /Подрались со спартачами, как заведено. /Били, били, били, били, били — победили, /А «Динамо» проиграло, но это все равно».
Деды пускаются в дискуссионные воспоминания:
— Болельщики, такие, какими были мы, перевелись, выродились. Остались громилы, как ты говоришь, и диванные телеболельщики. Телеканалов — пропасть, смотри не хочу. А настоящих поклонников нет…
— Ну, не скажи, мы тоже по телевизору смотрели все подряд. В комнатуху к Глебу набивались всем бараком, кстати, его жена никогда не возражала, хоть дым табачный стоял столбом. Глеб первым во дворе телевизор купил. Экран крохотный, сигнал отвратительный, программа одна. Смотрели не только хоккей, но и конькобежцев с фигуристами. Я конькобежца Гришина помню, правда, на закате, а то, как на чемпионате СССР в парном катании Москвина и Мишин сенсационно обыграли легендарных Белоусову и Протопопова, помню в подробностях…
— Да-да-да, я еще вот что скажу, каков болельщик, таков и объект поклонения. Кокориных и мамаевых создает стадная стадионная масса. Гора рождает мышь…
— А я сейчас вам объясню, почему. Сегодняшние спортивные новости с чего начинаются? Слушателю предлагают гордиться, что хоккеист заключил контракт за океаном, сумма проговаривается с придыханием. Футбольному фанату сообщают, почем купили бразильского, аргентинского, бельгийского форварда с итальянским тренером в придачу. Перед началом теннисного турнира обязательно напоминают, каков его призовой фонд. Сколько отвалят чемпиону мира по шахматам, а сколько претенденту, болельщику знать необходимо. И в этом смысле шахматы — спорт и ничто иное… 

***
Впервые на футбольный матч отец взял меня неохотно — должно быть, мама навязала. Я еще в школу не ходил. Мне не понравилось — шумно, нервно, все чего-то кричат. По стадиону носятся дядьки, одни в красном, другие в желтом. Скука смертельная. Я сначала ныл: «Когда мы домой пойдем?» Должно быть, матч проходил на «Локомотиве», потому что несколькими годами позже летом мы с пацанами переплывали через Волгу на перевозе и бежали на этот же стадион нырять с вышки. Бассейн работал бесплатно. Ребятня плескалась со всей округи, смотритель следил за детьми.
На том футбольном матче я приставал к отцу, что хочу пить. В перерыве он попросил соседа, чтоб за мной присмотрел, а сам куда-то помчался. Вернулся, вручил апельсин: «На, лимонада нигде нет». Какой же это был год? За апельсинами, сливочным маслом, колбасой и прочей снедью вскоре все поедем в Москву. Сейчас «колы» — залейся, апельсины и сервелаты — в любом захудалом ларьке. А «Локомотив» загнулся…
На киевский стадион имени Хрущева отец меня не взял. Играли местное «Динамо» и московское «Торпедо». Отец рассказывал мужикам во дворе: «Стрелец пешком большую часть матча проходил. Всего дважды рванул к воротам. Первый раз забил, а в другом эпизоде отдал пяткой такой пас ювелирный Воронину, а тот проворонил. И продуло наше «Торпедо» 1:2»…
Самый воспитанный болельщик — шахматный. Он не такой информированный, как, например, хоккейный, ему никто не сообщает, что бывший наш, а ныне израильский, гроссмейстер («а там — на четверть бывший наш народ») провел пешку в ферзи. Сравните: хоккейному болельщику постоянно напоминают, что Овечкин отдал голевой пас, и не важно, что его команда проиграла.
Шахматные болельщики возрождаются, хотя среди них едва ли найдутся такие, кто отправится на турнир в Вейк-ан Зее болеть за Карякина. Но я встречал тех, кто за полночь просиживал в интернете, следя за недавним поединком за мировую корону между Карлсеном и Каруано. Кстати, некоторые партии комментировали даже по центральному телевидению. Когда такое было в последний раз? Кажется, в ходе матча Спасского с Фишером. Как сейчас помню скорбное лицо Таля и траурное Петросяна. Экс-чемпионы мира заканчивали репортажи дежурным заверением, мол, Борис Спасский настоящий боец и еще не все сказал в матче. Советский чемпион мира катастрофически продул американцу. Пророческие строки «Я кричал, вы что там, обалдели? Уронили шахматный престиж!», которые Высоцкий накаркал накануне матча, сбылись. Советский Союз утратил одно из самых престижных спортивных первенств — шахматное.
Да, шахматы все больше становятся спортом: та же турнирная таблица, соперничество не на жизнь, а на смерть, и на кону много чего стоит. Один неверный ход — и в прах мечты с надеждами. У многих игроков заготовки и ловушки  ждут своего часа годами, десятилетиями, а соперник не клюет. Так и уносят с собой в вечность. Разве не грустно?
Компьютеры подпортили жизнь шахматисту и болельщику. Помнится, мы выписывали прибалтийские шахматные и шашечные журналы. Я так гордился, что сам решил одну трудную задачку, которую не все ребята осилили. До сих пор ее помню. Дай, думаю, компьютер озадачу. Расставил фигуры, нажал на пуск — и не самая крутая программка решила этюд за считанные секунды. Я от расстройства собрался ее стереть, тем более счет личных встреч был 120:80 в пользу электронных мозгов. Но случайно набрел на вариант, где компьютер в дебюте делает неожиданно глупый ход и сразу проигрывает. На сегодня счет 880: 120 в мою пользу, и это еще не предел.•