Вокруг визита Драйзера

Начало от 31 января

В конце 1926 года молодой советский литературовед, шекспировед Сергей Динамов, сотрудник журнала «Интернациональная литература», написал письмо Драйзеру, в котором назвал его величайшим писателем мира. Драйзер откликнулся. Еще бы не откликнуться. Доброе слово и кошке приятно, а услышать его из Росси, которая во мгле… В общем, завязалась переписка, и Драйзер получает официальное приглашение посетить Москву в день празднования десятилетия революции.
Ни один из американских писателей от скромности не умер. Драйзер в их числе. Он понимал, что рано или поздно Советы его пригласят, и напросился на двухмесячную поездку. В результате посетил: Ленинград, Киев, Нижний Новгород, Харьков, Донецк, Ростов-на Дону, Кисловодск, Баку, Тифлис, Батум, Феодосию, Новороссийск, Одессу. И все за счет принимающей стороны. Бережливость и расчетливость однажды спасли ему жизнь. Более десяти лет назад, путешествуя по Европе, Драйзер собирался вернуться в США на «Титанике», но прикинул и купил билет на более дешевое плавучее средство. И остался жив. Договорившись с Советами, Драйзер решил не экономить и поплыл на суперлайнере «Мавритания». На три дня заехал в Париж, познакомился с Хемингуэем, оттуда отправился в Берлин, встретился  с приятелем Синклером Льюисом (это было до пощечины) — где еще можно встретиться американцам, как не заграницей? До поездки в СССР Драйзера позабавила одна история, как богатая англичанка в качестве эксперимента отправила на полгода за ее счет в Советский Союз английского рабочего. Леди заключила пари: рабочий запросится назад через неделю. Английский пролетарий приехал в Союз, осмотрелся, устроился, вызвал с родины жену и написал англичанке: гуд бай навеки. Вернул ли деньги, неизвестно.
***
Драйзеровский приезд в Москву начался с недоразумения. Официально ему приглашение поступило от Межрабпома, а ВОКС никто не поставил в известность. И в Гослите Драйзеру пришлось долго торговаться. Принимающая сторона повздыхала, но подписала договор. Драйзер ходил с большим пакетом долларов, обменивал их на рубли, ворчал на курс. Но вот отрегулировали разногласия все эти А-бе-ве-ге-де-е-же-зе-комы (Маяковский), и Драйзер уже не брюзжал, так как сверток с долларами у него перестал худеть.
В Москве он проживал в гостинице, с балкона которой смотрел парад 7 ноября 1927 года. Гостиницы той уже нет, храм Христа Спасителя тоже снесли. Драйзеру кто-то сообщил о сносе храма,  и он недоумевал: его же построили в честь победы над Наполеоном — русские сумасшедшие.  Впечатление от поездки менялось по нескольку раз на дню. Вот он едет в грязном общем вагоне: «Я был потрясен и почти убежден, что Россия — страна пропащая». Поселили в чистую гостиницу — и пожалуйста: «Я вновь ощутил прилив воодушевления. Все-таки Россия не такая уж обреченная страна». Бытие определяет сознание — и хоть тресни, опровергая.
***
В СССР Драйзер познакомился с соотечественницей Рут Кеннел. У всех американцев, даже не писателей, сидит в крови какой-то черт. Молодые супруги Кеннел оставили ребенка родителям и отправились на край света за приключениями в неизвестную страну. Американские специалисты помогали нашим строить Кузнецкий металлургический комбинат. В составе так называемых американских колонистов поехали и Рут с мужем. Наши источники сообщают: «Непросто складывалась личная жизнь Рут. Прожив три года в Кемерово, в 1925 году она переезжает в Москву и работает в отделе прессы Коминтерна. На короткое время возвращается в колонию с четырехлетним ребенком, а затем вновь оказывается в столице. Во время 77-дневной поездки Теодора Драйзера по СССР Рут была его секретарем и переводчиком. По возвращении в Америку семья воссоединилась, родился сын Дэвид. Рут прожила долгую жизнь и всегда оставалась другом нашей страны».
Драйзер посвятил ей рассказ «Эрнита», кажется, Рут не слишком была им довольна. Она написала предисловие к книге Драйзера о его визите в СССР, но оно не опубликовано. Более информированные источники на «Радио Свобода» называют Рут Кеннел любовницей Драйзера. Ни Теодор, ни сама Рут об этом нигде не писали, но критикам виднее. Наш историк Андрей Тесля тоже не сомневается ни грамма: «По возвращении в Нью-Йорк Драйзер пишет Рут Эпперсон Кеннел, с которой у него был двухмесячный роман во время путешествия по Союзу и которая служила ему переводчиком и секретарем…»
***
Рут Кеннел в неопубликованном предисловии рассказывает, как Драйзер с удовольствием пил водку в московских квартирах. На обеде у Маяковского он увидел на столе жбан с икрой. Едва ли американский классик знал строки нашего: «Мне и рубля не накопили строчки». Гость стал высчитывать, сколько ж такой бочонок стоит на его родине? «25 долларов», — поразился Драйзер и нарезался. Маяковский запомнил, что в десерт — чернослив со взбитыми сливками — Драйзер подливал водку. Потом Маяковский сопровождал его в Донецк, город тогда назывался Сталино. В отчете ВОКСа отмечено, что Драйзер спускался в шахту. Владимир Владимирович отговаривать гостя не стал, но сам не полез. Возможно, подумал, что Теодор еще не отошел от чернослива со сливками. И вообще, обещал же Маяковский во всеуслышание: «Через четыре года здесь будет город сад». Вот тогда все и облазим. В дневниках, которые даже в США были опубликованы лишь в 1998 году, Драйзер описывает шахту с ужасом. Он признается: «В шахте оказался из-за настойчивого заявления моего секретаря». Значит, это Рут удружила — а еще говорят, любовница.
Спустя восемь лет литератор Сергей Динамов, тот самый, с которым Драйзер вступил в переписку накануне визита, пишет ему грустное письмо: «Как хотел бы я поговорить с Вами. Подумать только, восемь лет прошло с тех пор, как мы сидели на московском вокзале! От меня за это время ушло многое и столь же многое пришло». Говорят, Драйзер  никогда не узнал, что Сергея Динамова в 1938 году арестовали и расстреляли за контрреволюционную деятельность, терроризм и шпионаж. В сентябре 1941-го, накануне сдачи немцам Орла, расстреляли Ольгу Каменеву. Рут Кеннел за несколько месяцев до смерти издала в 1970 году в США книгу «Теодор Драйзер и СССР. Хроника из первых рук». На русский язык книги Рут Кеннел переведены недавно. «Русский дневник» Теодора Драйзера, скончавшегося через четыре месяца после окончания Второй мировой, целиком по-русски еще не издавался.