Сто лет убийству Распутина

Предыдущая часть.

Мужики раздосадованы: почти все, что было известно и интересно о Распутине, опровергнуто.

Не черт, не святой, дневник и письма поддельные, экстрасенс, похоже, липовый. Наследник после убийства Гришки прожил почти два года, болел, выздоравливал, то есть обходился как-то без кудесника-целителя. Императрица, потеряв «нашего друга», недолго убивалась, чуть пострадала и успокоилась, а Вырубова вообще оказалась девственницей…

«То, что Распутин кутежи устраивал, грех грехом лечил — тоже брехня? — вопрошают мужики. — И девок у себя в деревне, а в столице — графинь и фрейлин в баню не водил? Пикулевские выдумки?» На этот счет мнения специалистов, как и принято в точной науке, каковой является история, расходятся. Возможно, этой темой когда-нибудь всерьез займутся кропотливые исследователи. А мы покончим с Распутиным.

Экспозиция питерского музея политической истории объединяет две фигуры, двух священников. В марте этого года исполнилось 110 лет со дня убийства Георгия Аполлоновича Гапона, в декабре 1916-го убили Григория Ефимовича Распутина. Мы уже упоминали, что обоих, казалось бы, таких разных исторических персонажей на одну доску и на одну клетку поставил А. Горький. Музей проиллюстрировал: оба — из крестьян, прибыли в Питер из глубинки, пригрелись, пристроились поближе к власти, обоих ждала страшная расправа. Последствия убийства первого: революция 1905 года, расшатавшая царизм до основания, а затем — убийство Распутина, февральская революция, конец монархии, со многими последовавшими концами.

Основным убийцам Распутина — члену Госдумы, монархисту, черносотенцу, англофилу В. Пуришкевичу и представителю богатейшего российского рода князю Феликсу Юсупову — историки верить не рекомендуют. Во-первых, дневник Пуришкевича — не дневник, а мемуары Юсупова — не мемуары. То и другое — литературно обработанная галиматья. 

Юсупов историкам особенно отвратителен. Молодой князь был вхож во дворец, женат на племяннице царя. Утром любезничает и лебезит перед императрицей, а вечером делится планами с масоном В. Маклаковым: «Если убить сегодня Распутина, через две недели Императрицу придется поместить в больницу для душевнобольных. Ее душевное равновесие исключительно держится на Распутине, оно развалится тотчас, как только его не станет. А когда Император освободится от влияния Распутина и своей жены, все переменится: он сделается хорошим конституционным монархом».  В мемуарах князя Феликса, разумеется, этого нет. Накануне убийства Юсупов послал письмо жене Ирине, она отдыхала в Крыму. Письмо не сохранилось. Уцелел ответ княгини: «Благодарю тебя за твое сумасшедшее письмо. Я половину не поняла. Вижу, что ты собираешься сделать что-то дикое… Главное — гадость, что ты решил все без меня, это дикое свинство… Чтобы без меня ничего не делал». Князь не послушался. 

В 1925 году в Париже гениальная русская художница Зинаида Серебрякова создала портретные шедевры многочисленной семьи Юсуповых, среди них и портреты Ирины и Феликса. Интересно, знала Зинаида Евгеньевна, что один портретируемый — хладнокровный убийца, а вторая — соучастница? В эмиграции Ирина отсудит у Голливуда крупную сумму долларов за клевету на себя и невинного супруга. Стоеросовые америкосы, начитавшись юсуповско-пуришкевических мемуаров, сняли исторический боевик про убийство старца. С тех пор киношники всех стран (да и литераторы) страхуются, мол, все вымышлено, совпадения имен и эпизодов случайны.

Алексей Варламов, отмечая, что об убийстве Распутина написано больше, чем о его похождениях, предлагает читателю версии на любой вкус:  политическое убийство, убийство на сексуальной почве, ритуальное убийство, масонский след, акт высокого патриотизма, уголовщина. В пользу убийства на сексуальной почве свидетельствуют догадки великого князя Николая Михайловича: «Чем, например, объяснить неограниченное доверие, которое оказывал Распутин молодому Юсупову, никому вообще не доверяя, всегда опасаясь быть отравленным или убитым? Садизм Распутина не подлежит сомнению, но, насколько велико было плотское извращение у Феликса, мне мало понятно, хотя слухи о его похотях были еще распространены до его женитьбы». Э. Радзинский придерживался этой же версии, говорил, что она перевернула его представление о картине убийства Распутина. Однако, судя по его книге, он передумал считать сексуальную версию основной.

А. Варламов, пожалуй, самый информированный на сегодняшний день распутиновед, похоже, склоняется к английскому следу, новой и модной версии, основанной на опубликованных документах британских спецслужб. Но уточняет: «Британская версия преподается сегодня почти как открытие, но справедливость требует признать, что английский след прочитывался в истории с Распутиным давно, и даже имя убийцы, агента Рейнера, не ново. 

На основе воспоминаний Феликса Юсупова снимались самые жуткие эпизоды и в отечественных фильмах. Вот князь заходит в комнату, где лежит застреленный им старец. Он мертв, доктор только что осматривал тело. Вообще-то Феликс не собирался стрелять. Просто Юсупов не вытерпел, видя, что Распутин, вылакав бокал за бокалом мадеру с цианистым калием, закусив пирожными, пропитанными этим же смертельным ядом, не собирается помирать. Итак, молодой князь застрелил старца, поднялся наверх, сообщил мужественным заговорщикам, что Россия освобождена и спустился зачем-то вниз, где лежал бездыханный поверженный злодей.

 И вдруг: «Неистовым резким движением Распутин вскочил на ноги; изо рта шла пена. Он был ужасен. Комната огласилась диким ревом, и я увидел, как мелькнули в воздухе сведенные судорогой пальцы.… Вот они, точно раскаленное железо, впились в мое плечо и старались схватить меня за горло». Депардье, прочитав сценарий, гражданство поменял.

Однако русские аристократы и монархисты, планировавшие убийство Распутина, просчитались. Ни Юсупов, ни Пуришкевич, ни Великий Князь Дмитрий Павлович цели не добились. Смерть Распутина императрицу не сломала. Планы пришлось менять. 

А что государь? В тот день, когда выловили изуродованное тело Распутина из-подо льда и появились первые результаты расследования, романовская свора ринулась к царю просить, чтоб сильно не карал родню. Николай II написал достойное обращение: «Никому не дано права заниматься убийством, знаю, что совесть многим не дает покоя, так как не один Дмитрий Павлович в этом замешан. Удивляюсь вашему обращению ко мне. Николай». Сильно сказано. Но ничего не сделано.

Дмитрия Павловича отправили в Персию. Юсупова сослали в курское имение, с Пуришкевича депутатскую неприкосновенность, кажется, так и не сняли. Все заговорщики уцелели после революций, февральской и октябрьской. Английские шпионы тоже не пострадали — царь так и остался союзником англичанам до собственного ареста Временным правительством.

Анна Вырубова в мемуарах пишет: «Помню, как Их Величества не сразу решили сказать Цесаревичу об убийстве Распутина; когда же потихоньку ему сообщили, Алексей Николаевич расплакался, уткнув голову в руки. Затем, повернувшись к отцу, он воскликнул гневно: «Неужели, папа, ты их хорошенько не накажешь? Ведь убийцу Столыпина повесили!» Государь ничего не ответил ему». В поддельном дневнике Вырубовой, над которым работали Алексей Толстой и историк Павел Щеголев, персонажи живее и правдоподобнее, чем в настоящих воспоминаниях любимой фрейлины Александры Федоровны. 

Из курской глуши князь Юсупов пишет письма приятелю, делится впечатлениями после того, как его посетили следователи: «Их пригласили к обеду, вечером ставили граммофон… Последние известия, касающиеся этого дела: на днях следствие заканчивается, виновные не найдены, улики недостаточны. Дмитрия допрашивать не будут. Пуришкевич уже был допрошен. Его ответ ты, наверное, читал в газетах. Пока все идет хорошо, будем надеяться, что в дальнейшем счастье нам не изменит».

Даже монархисты негодуют: «Безнаказанность убийц «друга Царской Семьи» подорвала веру в силу власти и показала: ну, теперь можно делать что угодно. И стали делать что угодно».  

Однако распутины живучи. «В диком краю и убогом много таких мужиков», —  предупреждал Н. Гумилев. Алексей Варламов крестится: «Не приведи Бог, чтобы на каком-нибудь витке русской истории повторилось то, что завязалось в России столетие назад, и натянутый как тетива странник приблизился к царствующему граду». •