1913 - 2013. Питие мое

Продолжение. Начало в номерах от 26 июня и  3 июля

Продолжим тему возрастания потребления водки на Руси. Проблема острая, болезненная и в то же время бессмертная. Во многом из-за нее поломаны карьеры и судьбы людей вовсе непьющих. Оставим Горбачева-Лигачева, посмотрим, как тема пьянства стала последней каплей в карьере министров в аппарате Николая II. 

В конце 1913, начале 1914 годов в государственном совете обсуждался закон против пьянства. Сто лет назад, как и теперь, все грандиозное и судьбоносное исходило из Думы. Законопроект о мерах борьбы со змием поддался корректировке министерства финансов. С действующим министром В. Коковцевым  спорит бывший — свергнутый и опальный граф С. Витте, любимец Александра III, покойного батюшки Николая II. Николай не любил Сергея Юльевича. Последний царь вообще никого не любил, кроме семьи. Но не ценить Витте ему не позволяли государственные интересы.

Теодор Рузвельт, бывший посредником в переговорах России с Японией, весьма лестно отозвался о русском экс-премьере. Мол, родись Витте в Америке, наверняка стал бы президентом. Правда, чуть раньше Витте назвал Рузвельта идеальным главой государства. Сергей Юльевич проявил чудеса дипломатии при подписании портсмутских соглашений, когда весь мир считал, что Россия отдаст Японии не какие-то там Курилы, а чуть ли не весь Дальний Восток.

Витте был противником войны с Японией, но царю тогда нашептали, что японцев можно взять молниеносно, победоносно и без потерь. Николай поверил и в 1903 году сместил министра финансов. После того как Россия потерпела сокрушительное поражение, потеряв флот при Цусиме, а также Порт-Артур, про опального Витте вспомнили и послали на переговоры. После триумфальной дипломатической победы царь присвоил ему графский титул.

Много полезного совершил сей славный российский государственный муж. В его активе: «золотой стандарт», приток капитала из-за рубежа, инвестиции, железная дорога и прочая, и прочая, всего не перечислишь. Как закономерный итог — отставка, опала, забвенье на столетие. Сейчас вспомнили, назвали университет в Москве его именем.

Сергей Юльевич долго не мог поверить, что фактически находится не у дел, желал вернуться к власти, интриговал; за помощью обращался к Распутину, но и всесильный «святой черт» только руками разводил. Говорил, что «папаша и мамаша на дух не переносят Витю».

Царь не смог скрыть вздоха облегчения, когда Витте в 1915 году скончался. После смерти полиция обшарила его особняк в России и виллу за границей, искала дневниковые записи, обнародования которых государь небезосновательно боялся. Но Витте завещал жене передать рукопись в парижский банк. Историки говорят, что мемуарами Сергей Юльевич навредил не только другим, но в первую очередь себе, потому что воспоминания желчны, хвастливы; оценки людей и событий предвзяты и часто несправедливы. До самой смерти Витте оставался членом государственного совета и председателем его комитета финансов (1911—1915), был почетным гражданином множества городов России – от Екатеринбурга до Великих Лук.

В 1913-м Дума предвкушала новогодние каникулы (это называлось «роспуск на рождественский вакант»), торопилась. Депутаты на многое закрывали глаза, не лезли на рожон в отношениях с правительством и местному самоуправлению не хотели чинить препятствия. Однако пунктик преткновения в законе о борьбе с пьянством имелся весомый, хотя В. Коковцев, действующий министр финансов, называет его «невинный сам по себе». Предполагалось расширить полномочия земств и городов в вопросе открытия заведений. В сегодняшних полицейских сводках торговые места, где продают спиртное, называют стационарными объектами, имеющими лицензию и обладающими правом на продажу спиртного. Раньше именовалось короче, проще и краше — трактир.

Большая часть Думы, как считал Коковцев, понимала, что давать добро местному самоуправлению, мягко говоря, нецелесообразно. Сегодня сказали бы, велика потенциальная коррупционная составляющая. Коковцев выразился расплывчатее: «Такое расширение могло давать место для больших злоупотреблений, для развития тайной торговли». Но (опять же, выражаясь современным языком) Дума пролоббировала свои интересы. В 1913-м это называлось мягче: «Дума не хотела проявлять как бы недоверия благоразумию местных органов самоуправления и предпочитала достигнуть примирения с правительством путем соглашения с государственным советом после рассмотрения им законопроекта».

Министр Коковцев ниоткуда подвоха не ждал, тем более что граф Витте накануне попросил встретиться «по одному небольшому вопросу». Встретились. Витте сказал, что посвятит летний отдых на разработку своего проекта по борьбе с пьянством.

Лучшие российские умы мучительно, без сна и отдыха, разрабатывали антиалкогольные рецепты, но так до сих пор толком ничего не добились. Сергею Юльевичу удалось, казалось бы, невозможное в переговорах с японцами, когда никто, ни бог, ни царь и ни герой не верили в успех. С пьянством же ничего не вышло. А сколько копий скрещено и поломано!

Итак, граф Витте накануне дал понять (да что там — намекнул Коковцеву более чем прозрачно), чтобы тот поменял позицию. Во-первых, народ, гибнет от алкоголизма, но это полбеды. Витте советовал (цитата из мемуаров Коковцева): «Широта взглядов нужна для вашего личного положения, которое может сильно пострадать, если вы будете отстаивать нынешний порядок вещей». Ясно же сказал, без экивоков и в ходе разговора называл проект «совершенно бесцельным», «ублюдочным», «думской белибердой». Министр Коковцев  в своих воспоминаниях возмущается, мол, как же так, я ж его политику десять лет и претворял в жизнь.

Коковцев разгорячился, стал спорить. Граф ему показывает справку о росте по­требления вина в России. Коковцев возражает, дескать, цифры эти не учитывают рост населения. Если внести поправку, получится, что мы занимаем последнее место «по потреблению алкоголя всех видов». Витте не возражал. Напротив, сказал, что ничего не предпримет без ведома Коковцева и растроганно добавил, расставаясь: «Вы знаете, как люблю и уважаю я Вас, и не от меня же встретите Вы какие-либо затруднения в несении Вашего тяжелого креста».

И надо ж такую свинью подложить в день обсуждения! Начались прения в государственном совете. Витте проект не критиковал. Он сразу начал с нападок на министерство финансов. Пошел с козырей, обвинил минфин «в коренном извращении благодетельной реформы Императора Александра III, который лично начертал все основные положения винной монополии и был единственным автором этого величайшего законодательного акта его славного царствования». 

«За время моего управления, — хвастался хитрый Витте, — в деле осуществления винной монополии не было иной мысли, кроме спасения народа от пьянства, и не было иной заботы, кроме стремления ограничить потребление водки всеми человечески доступными способами, не гоняясь ни за выгодою для казны, ни за тем, чтобы казна пухла, а народ нищал и развращался».

Выступление А. Солженицына в Думе в 1994 году можно сравнить по накалу со страстным, пламенным, пафосным виттевским. Коковцеву, ясное дело, оно не понравилось, особенно финал: «После меня все пошло прахом. Забыты заветы основателя реформы, широко раскрылись двери нового кабака, какими стали покровительствуемые министерством трактиры, акцизный надзор стал получать невероятные наставления, направленные к одному — во что бы то ни стало увеличивать доходы казны, расширять потребление. Стали поощ­рять тех управляющих акцизными сборами, у которых голо­вокружительно растет продажа этого яда. И те самые чиновни­ки, которые при мне слышали только указание бороться с пьянством во что бы то ни стало, стали отличаться за то, что у них растет потребление, а отчеты, самого министерства гордятся, как увеличивается потребление и как растут эти позор­ные доходы. Никому не приходит в голову даже на минуту остановиться на том, что водка дает у нас миллиард валового дохода или целую треть всего русского бюджета. Я говорю, я кричу об этом направо и налево, но все глухи кругом, и мне остается теперь только закричать на всю Poccию и на весь мир «караул...».

Что делает с человеком желание вернуться во власть! Коковцев был в глубоком нокдауне, не сразу пришел в себя, в ответном выступлении не возразил ни слова. Это уже в мемуарах он осмелел: «Слово «караул» было произнесено неистовым,  визгливым голосом». Хитрый Витте бил по больному, знал, что государь не раз выказывал недовольство по поводу неэффективной борьбы против развития пьянства.

Коковцев добился встречи с царем. Попытался кратко изложить проблему, «зная по опыту, что подробные соображения утомляют Государя». Он назвал предложения Витте по борьбе с пьянством безумными.

«Меры насаждения трезвости могут иметь только одно последствие — уменьшение средств казны при ежегодно растущих расходах, — уверял государя министр финансов, — пользы же отрезвлению народа никакой не будет. Я повторил Государю, с ссылкою на мои постоянные до­клады, что никакие искусственные меры трезвости не достигнут цели и приведут только к тайной продаже вина и тайному винокурению, с которым нам удалось оправиться, и нанесут непоправимый вред казне и народу, натолкнувши его на самые ужасные злоупотребления, перед которыми бледнеют все искусственно раздуваемые рассказы о том, что государство спаивает народ. Единственные действительные средства борьбы против пьянства заключаются в подъеме морального и материального уровня народа, к чему принято и постоянно прини­мается множество всяких мер, и они, конечно, не останутся безрезультатны, тогда как демагогия по рецепту графа Витте приведет только к расстройству финансов и приучит земства и города смотреть на казенные деньги как на их собственные и встать на путь новой борьбы с государственною властью за бесконтрольное их расходование по своему усмотрению».

Кажется, с тех пор никто не произнес ничего трезвее относительно проблемы с пьянством

Чего добился В. Коковцев? Отставки, чего ж еще.